Патриция Кемден - Золотой плен
– Ох, сейчас бы в мягкую постель и чтобы вся ночь впереди!
Катье вся ушла в прикосновение этих сильных рук.
– Какая разница где? – пробормотала она, целуя его в шею. – Я вижу только тебя.
– Как же так, мадам? – откликнулся он своим особенным, ласкающим голосом. – А говорят, жимолость улучшает зрение.
Она прочертила его профиль подушечкой пальца, чуть замедлив движение, когда добралась до губ.
– Не знаю, мне не улучшает.
Он быстро лизнул ее палец. Она вздрогнула, как от удара молнии, потом нежно погладила его губы. И в ожидании приоткрыла свои.
Он снова утолил их жажду, спустился вниз по шее, до ароматной впадины грудей. Проворно расстегнул все пуговицы жакета и, просунув под него руки, стряхнул с ее плеч на землю.
О Боже, как он по ней изголодался! Но этот голод был приправлен знакомым предвкушением любовника. Ему хотелось любить ее медленно, упиваться каждым прикосновением, каждым поцелуем. Жар между ног стал невыносимым.
Он опустил ее на зеленеющий мох и склонился перед ней на коленях, целуя грудь, открывающуюся по мере того, как его пальцы расшнуровывали корсет. Он освободил эти мягкие сокровища, погладил большими пальцами розовые круги вокруг набухающих сосков, дразня и возбуждая ее.
– О, прошу тебя! – взмолилась она, изгибая спину. Он принялся ласкать языком ее соски, и вздох, готовый сорваться с губ, превратился в томный, протяжный стон.
Голова у нее шла кругом, а все тело извивалось под его настойчивыми ласками. Пальцы ее рук и ног то сжимались, то разжимались. Неумолимый огонь опалил нутро.
Бекет снова поцеловал ее в горло, прошелся легкими поцелуями по обеим грудям, язык завертелся вихрем вокруг соска. Катье еще громче застонала, еще сильнее прогнулась, и от этого страстного движения кровь загрохотала, забарабанила у него в висках.
Сгорая от желания, он расстегнул бриджи и спустил их по ногам. Ему хотелось чувствовать ее всю: малейший трепет под прозрачной кожей, малейший всплеск ее ощущений, каждое движение тела, что открывалось только для него и манило в свои глубины. В ее горячих откликах таилось обещание еще более пламенной страсти, еще более полного наслаждения. И Бекет уже знал: она сдержит обещание. Дыхание его участилось.
Он поднял кверху ее юбки, покрывая поцелуями внутреннюю поверхность бедер. Пальцы забрались в самый сокровенный уголок ее тела.
– Бекет! – Она закончила его имя стоном сжигающего ее нетерпения и раздвинула колени, подставляя свои тайны его дерзким губам.
Неповторимо женский запах пьянил его, и он поцеловал ее глубоким интимным поцелуем.
Ее стоны и всхлипы впивались в разгоряченную кожу Бекета, отдавались в крови, как до боли сладкая музыка, вместившая в себя смысл всей жизни.
Он накручивал на пальцы колечки мягких золотистых волос, росших на холме ее женственности.
– Моя прекрасная сильфида... вся такая теплая, такая золотая. – Кончиком пальца он слегка потер набухшую скользкую выпуклость, услышал – нет, скорее, почувствовал – ее судорожный вздох и сам содрогнулся от желания.
Господи Иисусе!Их обоих подхватил ураган сладостных ощущений. Бекет весь дрожал. Ее бедра вздымались ему навстречу. Она таяла, растворялась в нем, как будто их тела уже слились.
Господи Иисусе, этот благословенный запах! Он опять вбирал его в себя. Нет, надо держать себя в руках... Надо хотя бы попытаться... Нет, нет, Господи Иисусе, она сводит меня с ума. Опираясь на руки, он накрыл ее своим телом.
– Бекет... О Боже... Иди ко мне... Скорей, скорей!.. – крикнула Катье, сжимая ладонями его бедра. Алебастровая кожа над нежно-золотистой порослью трепетала в предчувствии блаженства.
– Катье. Моя Катье!
Он погрузился в нее, превратив это имя в бессловесный вопль, неудержимо рвущийся из груди.
Она обхватила ногами его пояс, втягивая его в себя все глубже. Он перестал что-либо соображать и весь отдался первобытному инстинкту неистовых рывков, сотрясающих все его тело.
Он перевел дух, приподнял голову. О, эта ее сладость! Долгий, низкий стон уже шел из самых его глубин. О, эта сладость! Жаркая, бархатистая, опьяняющая! Он снова застонал: острая боль наслаждения пронзила низ живота.
– О-о-о Господи! Господи Боже! – кричала Катье, впиваясь руками в его плечи и лихорадочно двигаясь под ним. – О-о, да, да! – Голова бессильно свесилась, губы и приоткрытые веки дрожали. – О Боже, Боже, о-о-о-о!
Он снова и снова погружался в ее тело, уже сведенное судорогами экстаза. Последняя нить его сознания вспыхнула и сгорела. С хриплым криком он последовал за ней в райскую бездну забвения.
Катье с блаженной улыбкой очнулась, все еще чувствуя объятия Бекета. Лениво потянулась и услышала его смешок. Потом устремила взгляд к солнцу, подернутому предвечерней дымкой, и увидела, что он, опершись на локоть, смотрит на нее.
– Ты меня завораживаешь. – Бекет провел пальцем прямую линию от ее шеи, между грудями к золотистому шелку внизу. – У тебя такие волосы – чистое золото. А твоя алебастровая кожа вся порозовела от страсти. А серые глаза блестят, словно крыло лебедя, спящего в тени.
Катье наклонилась и поцеловала шрам у него над сердцем. Дыхание его на миг замерло.
– Поэт и солдат! – вздохнула она и покрыла легкими поцелуями всю его мускулистую грудь.
Он зарычал, перекатился на спину и потянул ее на себя.
– Сильфида, ты способна заставить солдата позабыть о долге. – И замолчал, точно что-то вспомнив.
Она поцеловала его в шею и потерлась шелковистым треугольником о его плоть.
– Единственное, на что я способна, это навечно обвиться вокруг твоего тела.
Бекет подтянул ее повыше и завладел губами. Она выпустила в него стон ответной страсти. Он прервал поцелуй.
– Навечно, – повторил он, и в его голосе она расслышала дрожь обновленного желания.
Он развел в стороны ее ноги и легко проскользнул в нее.
– Бекет! – вскрикнула она и попыталась сесть. Обхватив ее бедра, он начал приподнимать и опускать их.
– Бекет! О-о-о Бекет!. О-о, да!
Она помогала ему коленями, и руки его освободились, чтобы поласкать ее полные упругие груди. Он пощипывал пальцами соски, и все ее тело вздрагивало от восторга.
Она тоже ласкала его грудь и живот, согласуя ритм этих поглаживаний с быстротой своих интимных движений.
– Ох, я и представить себе не могла... Ох... – Глаза ее закрылись, голова откинулась назад, и вся поза была безумно чувственной.