Лариса Шкатула - Жена русского пирата
— Может, сначала поедим? — робко спросила Катерина.
Давно, ещё когда они только получили эту квартиру, Дмитрий собственноручно устроил тайник. Снял на кухне верх подоконника, выдолбил в нем маленькую нишу, куда установил плетеную шкатулку, в которой Катерина прежде хранила нитки, и положил туда вывезенные с Азова драгоценности. Потом установил крышку на место и приделал петли, которые на первый взгляд лишь придавали подоконнику дополнительную прочность, а на деле, при знании секрета запора, позволяли легко открывать крышку.
— Что ты хочешь отсюда взять? — спросила Катерина.
— Подойди, я хочу, чтобы сегодня ты выбрала для себя какую-нибудь вещь.
— Ты же знаешь, я равнодушна к украшениям!
— А помнишь?
Она покраснела. Да, Катерина помнила то дорогущее ожерелье, что Дмитрий подарил ей после первой ночи. Не брачной ночи. А той, безумной, в его домике в плавнях. Катерина потом еле упросила его взять это ожерелье назад. Хотя бы пока не настанет время, когда его можно будет надеть!
Она рассеянно пробежала пальцами по их богатству — прежде она его и не разглядывала. Просто отворачивалась: мол, зачем оно ей?.. Пожалуй, наиболее скромное из всех украшений — вот этот маленький золотой крестик с изумрудами… Где она видела его прежде? На крестике умещался крошечный вензель, который составляли две красиво переплетенные буквы "А" и "Е"… Господи, да это же Ольгин крестик! Ну конечно, она носила его не снимая! "А" — от фамилии Астаховых: родня со стороны матери… Да жива ли она, её подруга по такой недолгой, но богатой событиями кочевой жизни?
— Хочешь взять крестик? — прервал её размышления голос мужа. — Пожалуй, ты права: это то, что надо — скромно и со вкусом… Правда, большевики — все сплошь атеисты, но против нательных крестиков беспартийного населения они пока не борются!
Катерина посмотрела на мужа: а крестик-то ворованный! Как и все остальное! Неужели он об этом сразу забывает? Или то, что достается ему в качестве добычи, он просто считает своим навеки? Странный человек! Сколько жила с ним, а так до конца и не поняла… Катерина не сразу заметила, что размышляет о своей жизни с мужем в прошедшем времени. Наверное, её душа, что живет порой отдельно от Катерины, знает нечто большее: и почему Дмитрий поет, и почему она, Катерина, мечется? Разве не сама желала ему совсем недавно влюбиться в какую-нибудь другую женщину, когда его любовь к ней стала казаться Катерине тяжким бременем?!
— Мы будем сегодня ужинать или нет? — опять ворвался в её мысли голос Дмитрия.
Она вгляделась: нет, муж вовсе не так весел, как хочет казаться… Катерина зажала в руке крестик, вдруг решив, что будет носить его до тех пор, пока он не приведет её к Ольге.
— Закрывай! — она подмигнула мужу, и он задвинул крышку тайника.
Наконец они сели за стол. Дмитрий залюбовался крестиком на шее жены тот красиво смотрелся на её бархатной коже и спускался точно в ложбинку между грудей.
— За что пьем? — Он поднял фужер.
— За молодость души! — предложила Катерина.
— Намекаешь, что у меня этой молодости нет?
— Конечно, есть! По-моему, ты душой настолько молод, что вполне ещё можешь влюбиться.
— Вот как? Спасибо, — от неожиданности он даже замешкался. Неужели Батя был прав, когда шутил, что у каждой женщины есть укромный уголок, где она прячет свою метлу! Но не отступил, признался, глядя жене прямо в глаза: — Ты права, я влюбился!
Будто ядовитое жало вонзилось Катерине в сердце. Недавно она ходила с Дмитрием в театр, давали "Собаку на сене" — так не про неё ли сказал главный герой: "Не слышал я, чтобы любовь могла от ревности зажечься! Родится ревность от любви…"
— Да не любовь это у тебя, Катюша, — непривычно грустно усмехнулся он, догадавшись о её мыслях, — не любовь, а типичная бабская жадность: ни себе, ни людям… Можешь не беспокоиться: никакого романа у меня с нею не будет! Просто я допрашивал сегодня одну арестованную девочку — подумай, ей всего двадцать два года, а она попала к нам ни за что ни про что, по доносу подлеца — директора школы, и уже на второй день её пытался изнасиловать охранник…
— Ты становишься чересчур сентиментальным, Черный Паша, — не могла удержаться от шпильки Катерина, — между прочим, хозяйке этого крестика, она тронула рукой Ольгин талисман, — было всего девятнадцать, и в гареме, куда ты её отправил, с нею тоже не в бирюльки бы играли!
Она встала из-за стола.
— Извини, мне нужно привести себя в порядок перед сном. Завтра предстоит трудный день. Ужинай без меня.
Когда Катерина вошла в спальню, Дмитрий уже лежал в постели и потягивался, как сытый кот.
— Только что не мурлычешь, — буркнула она, развязывая поясок халата.
— Ну а почему мне не быть довольным? Квартира в центре Москвы, ответственная работа, жена красавица, сын растет. Живи да радуйся… Почему же ты-то не радуешься, жена моя?!
— Это для тебя так важно?
— Важно!
— Никто не сможет нам помочь, Митя, — печально сказала она. — Все то, чему ты предлагаешь радоваться, нажито неправедно, и я, как ни старалась, так и не смогла забыть об этом, даже крестик на шее теперь напоминает мне о несчастье, которое ты принес моей подруге.
Он притянул её к себе и стал не спеша снимать с неё ночную рубашку.
— Не надо, пожалуйста. Как ты можешь после нашего разговора…
— А вот здесь ты права, — он невозмутимо продолжал её раздевать, женщине нельзя дозволять говорить так много: она начинает думать, будто её слова все решают.
— Мне надо с тобой поговорить… — начала было она, но он закрыл ей рот поцелуем, и она уже знала, что не сможет ничего сделать против его рук, губ, против всего его естества, которое живет теперь с ней, в ней и уже не поймешь, где она одна, а где это двуполое сросшееся между собой всеми клетками существо, которое рычит, стонет и плачет…
— Так о чем ты хотела со мной поговорить? — спросил он немного погодя.
— А ты не мог сначала поговорить, а потом все остальное?
— Не мог, потому что все остальное, как ты говоришь, и есть самое главное. Я на сто процентов уверен, что женщины раздражительны и злы лишь от неудовлетворенности. Напротив, если женщина мягка и нежна, значит, мужчина любит её так, как надо!
Катерина вздохнула.
— Тебя не переубедишь!
— А по-моему, ты не очень и возражала…
— Если бы я возражала, это что-нибудь изменило бы?
— Ничего. Ты возражала бы только из вредности, забывая, что для тебя лучше, а значит, мужчине нужно иной раз демонстрировать и силу, чтобы женщина помнила, что она слаба, и вела себя соответственно… Но мы опять отвлеклись.
