Джилл Барнет - Унесенные страстью
– Не смей! – Джорджина ткнула пальцем ему в грудь. – Я повторю тебе то же, что сказала Фергюсу и Уиллу. Я не потерплю от тебя этих ухмылок! – Эйкен шутливо, словно сдаваясь, поднял руки. – Тут нет ничего смешного, Эйкен.
Эйкену удалось с собой справиться, и он серьезно взглянул на девушку.
– Пойдем в конюшню. Посмотрим, может быть, нам удастся это чем-нибудь оттереть.
Джорджина вошла в конюшню первая; потом, дождавшись Эйкена, она прошла за ним в чуланчик, где хранились сбруя и недоуздки, седла и веревки и прочая упряжь, валявшаяся повсюду.
– Осторожно, смотри себе под ноги! – Эйкен достал с полки тазик, потом указал на скамейку, где лежали два седла, – Сядь сюда.
Он ненадолго вышел; девушка сидела на седле, опершись на руку синим подбородком.
Эйкен вернулся в чуланчик и присел рядом с ней на корточки.
– Закрой глаза, Джорджи! – Он начал оттирать ее лицо. Через некоторое время он сказал: – Не так уж все и плохо, как ты думаешь.
– Еще бы, не у тебя же лицо синее!
Эйкен встал и поставил тазик.
– Ну что? – с надеждой спросила Джорджина. – Как оно? Лучше? – Эйкен молча разглядывал ее. – Эйкен! Как оно выглядит!
Он ответил не сразу, потом наконец проговорил:
– Оно под цвет твоих глаз.
Джорджина вскочила, схватила со скамьи недоуздок и запустила в него, потом, хлопнув дверью, выбежала из конюшни под хохот Эйкена.
Глава 51
Когда б служанка, взяв метлу,
Трудилась дотемна,
Смогла бы вымести песок
За целый день она?
«Ах, если б знать! – заплакал Морж. —
Проблема так сложна!»
Льюис КэрроллДети у Эйкена были сообразительные. В течение следующих нескольких дней они оставались в своих комнатах, готовя уроки, и вели себя тихо, как ангелы.
Как бы там ни было, Джорджина объявила войну – совсем как те синелицые воины – в той части дома, которая принадлежала Эйкену. С нее было достаточно! Она не желала больше терпеть этот хаос.
Синева с ее лица постепенно сходила. Когда она была занята, ей было не до того, чтобы смотреть в зеркало, и так было лучше для всех, кого это касалось – в особенности для Эйкена Мак-Лаклена и его детей.
Джорджина штурмом брала каждую комнату. В главном зале ей удалось намести достаточно ореховой скорлупы для того, чтобы заполнить ею всю постель Эйкена – что она и сделала. Девушка потратила целый день только на то, чтобы сложить в аккуратные стопки все журналы и газеты по коневодству. Этот человек ничего не выбрасывал. Джорджина обнаружила газеты трехлетней давности, еще два хлыста, один сапог – она так и не нашла к нему пары, рубашки, носки, седельное мыло и скребницы для чистки коней.
В одном углу гостиной стоял деревянный ларь, полный орехов, шпингалетов, гвоздей и каких-то металлических штучек, похожих на громадные пряжки от ремней. Здесь были куски кожи и металла, пяток стремян, что-то вроде рубанка, две ложки – одна из них дырявая, рашпиль, молоток, лошадиные подковы, пластина серебристого металла, напоминавшая каминную решетку, три дверные ручки и какая-то трубка.
Заметив, что девушка волоком тащит ларь по ступеням крыльца на улицу, Эйкен остановил ее:
– Что это ты делаешь?
Джорджина заложила руку за спину и выпрямилась.
– Да вот собираюсь все это выкинуть.
– Что? Ты не имеешь права! Это мои вещи!
– Но здесь только хлам. Половину всего просто можно выбросить. Для чего ты все это хранишь?
– Это мой резерв.
– Что, прошу прощения?
– Я держу это все про запас. Да, про запас, – повторил Эйкен твердо. – Если что-нибудь потеряется или выйдет из строя, я смогу подобрать запасную часть в этой коробке.
Джорджина посмотрела на ящик и покачала головой.
– Тогда унеси его куда-нибудь. Ему не место в доме.
Эйкен что-то пробормотал, потом подхватил ящик так, словно он был полон до краев слитками из чистого золота, и удалился с ним.
К четвергу Джорджина убрала во всех комнатах, кроме спальни. Она потратила целую ночь только на то, чтобы переставить мебель. Мягкие кресла она передвинула к двери, а маленький диванчик – поближе к камину.
Все столики стояли в самых неподобающих местах, кресла были разбросаны по комнатам, как попало, далеко друг от друга; в гостиной не было уголка, где можно было бы посидеть и побеседовать. Вся мебель была просто придвинута к стенам как, придется. Воистину здесь царил такой хаос, что Джорджина неожиданно для себя обнаружила фортепьяно – а ведь она даже и не подозревала о его существовании.
Когда Эйкен вошел в комнату, Джорджина сидела у камина, с удовольствием оглядывая плоды своих трудов. Он тут же внес с собой беспорядок – его пальто, перчатки и хлыст остались лежать на полу, там, где он их бросил. Эйкен вывернул карманы, вывалив их содержимое в изящную хрустальную вазу; еще раньше Джорджина обнаружила в ней целую гору грязных носков.
Он повернулся, сделал пару шагов и наткнулся на кресло.
– Откуда, черт побери, оно здесь взялось? – Эйкен нахмурился, оглядывая комнату.
– Я только немного убрала здесь.
Эйкен все еще оглядывался:
– А откуда тут пианино?
– Не знаю, – ответила Джорджина. – Я нашла его в этом углу.
С того дня все пошло еще хуже. Как-то днем Эйкен, войдя в дом, прошел прямо на кухню, огляделся, потом вернулся.
– Я забыл тебе сказать. Я послал Дэвида на берег.
Джорджина только что присела – у нее ужасно разболелась голова.
– Прекрасно, – ответила она, потирая виски.
– И у нас нет обеда.
Девушка ждала продолжения. Когда его не последовало, она открыла глаза и посмотрела на Эйкена.
– Тебе нужно что-нибудь сделать.
– Мне? Но я не умею готовить.
– А что ты собираешься есть?
Джорджина встала и прошла через комнату; она помолчала.
– Может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем отправлять Дэвида на берег?
Она потянулась к вазе на маленьком столике.
– Вот, возьми яблоко. Его не нужно готовить.
На следующий вечер она попыталась что-нибудь приготовить для детей. Девушка нашла поваренную книгу с общими указаниями и принялась за работу. Ей все время вспоминались те случаи, когда она распекала кого-нибудь из слуг, из горничных или кухарок. До сих пор она не ведала, что это значит – тяжко трудиться.
Эйкен прислал к ней сказать, что кобыла готова ожеребиться, так что он не вернется домой, и Джорджина сидела в кухне за столом вместе с детьми.
Минут пять они спорили, кто из них получит первую порцию. Девушка чуть ли не час чистила горох, а Грэм теперь выдувал его из носа.
– Грэм, сейчас же прекрати! Неужели твой отец совсем не учил тебя, как нужно себя вести?
Мальчик передернул плечами. Кирсти тихонько вздохнула, потом посмотрела на Джорджину:
