Джулия Куин - Виконт, который любил меня
– Энтони! – прошептала она. – Энтони!
Вместо ответа он всхрапнул. Нетерпеливо нахмурившись, она тряхнула его немного сильнее.
– Энтони! Энтони, проснись!
Он что-то несвязно пробормотал, открыл глаза и выпрямился.
Кейт подождала, пока он окончательно очнется и посмотрит на нее.
– Кейт! – хрипло буркнул он, дыша на нее перегаром. – Что ты здесь делаешь?
– Нет, что ты здесь делаешь? – парировала она. – До сих пор я думала, что мы живем в миле отсюда.
– Не хотел тебя беспокоить, – промямлил он.
Кейт ни на секунду не поверила мужу, но решила не спорить и вместо этого прямо спросила:
– Почему ты ушел вчера ночью?
Последовало долгое молчание.
– Это сложно объяснить, – ответил наконец Энтони с усталым вздохом.
Кулаки Кейт сами собой сжались.
– Я достаточно сообразительна, – сообщила она намеренно ровным голосом. – И обычно в состоянии понять сложные ситуации.
Энтони, очевидно, остался недоволен ее сарказмом.
– Мне не хочется вдаваться в подробности.
– А когда захочется?
– Поезжай домой, Кейт, – тихо попросил он.
– А ты? Не собираешься поехать со мной?
Энтони с едва слышным стоном взъерошил волосы. Иисусе, она вцепилась в него, как бульдог в кость. Голова его раскалывалась, во рту был металлический вкус, и все, что ему сейчас нужно, – плеснуть водой в лицо, почистить зубы… а жена, дай ей волю, начнет его пытать…
– Энтони? – упорствовала она. С него достаточно!
Он вскочил так внезапно, что стул отлетел и с треском свалился на пол.
– Немедленно прекрати расспросы, – процедил он. Губы Кейт упрямо сжались. Но глаза… Металлический вкус во рту сменился горьким. Сознание собственной вины едва не прикончило его.
Потому что в ее глазах плескалась боль.
А мука, терзавшая его сердце, стала невыносимой.
Он не готов. Пока не готов. И не знал, что с ней делать. Не знал, что делать с собой. Всю жизнь… по крайней мере с тех пор, как умер отец, он мирился с некоторыми истинами. Истинами, для него непреложными. Но Кейт ворвалась в его мир и перевернула его.
Он не хотел ее любить. Черт, да он вообще не хотел никого любить. Любовь – единственное, что заставляло его бояться собственной смертности. А как насчет Кейт? Он обещал любить и защищать ее. Как можно выполнить обет, если ему придется ее покинуть? Нельзя же поведать ей о своем странном убеждении? Мало того, что она посчитает его безумным. Он бросит ее в пропасть той же боли и страха, которые терзали его. Пусть лучше живет в блаженном неведении.
Или лучше, если бы она вообще его не любила?
Энтони не знал ответа. Ему необходимо время. И он не мог сосредоточиться, когда она стоит рядом и не сводит с него полных боли глаз… И…
– Уходи, – выдавил он. – Просто уходи.
– Нет, – ответила она со спокойной решимостью, заставившей Энтони полюбить ее еще сильнее. – Не уйду, пока не скажешь, что тебя беспокоит.
Он подошел к ней и взял за руку.
– Я не могу быть сейчас с тобой, – прохрипел он, избегая ее взгляда. – Завтра. Мы увидимся завтра. Или послезавтра.
– Энтони…
– Я должен все обдумать.
– Что именно? – вскричала она.
– Прошу, не усложняй все еще больше…
– Разве возможно усложнить то, о чем я понятия не имею? – не сдавалась Кейт.
– Мне нужно всего несколько дней, – пробормотал он. – Всего несколько дней, чтобы поразмыслить.
Понять, что ему делать. Как он собирается прожить остаток дней своих.
Но она повернулась лицом к нему и коснулась щеки с нежностью, от которой заныло сердце.
– Энтони, – прошептала она, – пожалуйста… Он не сумел ничего ответить. Не издал ни звука.
Ее ладонь легла ему на затылок. Она притягивала его к себе с неумолимой силой… ближе… ближе, и он не смог с собой совладать. Потому что хотел ее, хотел безумно, хотел ощутить тепло ее тела, чуть солоноватый вкус кожи. Хотел вдыхать ее аромат, дотрагиваться, слушать вздохи и стоны, когда он ее ласкает…
Она коснулась его губ губами, мягкими и требовательными. Ее язык пощекотал уголок его рта. Как легко потеряться в ней, опуститься на ковер и…
– Нет! – вырвалось у него, и ей-богу, он понятия не имел, что так выйдет. – Нет! – повторил он, оттолкнув ее. – Не сейчас.
– Но…
Он не достоин ее. Еще не достоин… пока не поймет, как собирается прожить последние годы жизни. И если это означает необходимость лишить себя того единственного, что может принести ему спасение – так тому и быть.
– Иди, – приказал он чуть резче, чем намеревался. – Иди! Увидимся позже.
На этот раз Кейт повиновалась и, не оглядываясь, вышла.
А Энтони, только сейчас научившийся любить, понял, что чувствует человек, когда умирает его душа.
К утру следующего дня Энтони был безнадежно пьян. К полудню он мучился похмельем. В висках стучало, в ушах звенело, а братья, пораженные тем необычайным обстоятельством, что обнаружили главу семьи в клубе, да еще в таком состоянии, слишком громко переговаривались.
Энтони зажал ладонями уши и застонал. Все переговаривались слишком громко!
Он приподнял тяжелую голову и злобно уставился на братьев.
– Кейт вышибла тебя из дома? – осведомился Колин, схватив грецкий орех с большого оловянного блюда, украшавшего стол, и раскалывая его с поистине оглушительным треском.
Бенедикт наблюдал за братом с поднятыми бровями и ехидной ухмылочкой:
– Она определенно вышибла его из дома, – сообщил он Колину. – Подай-ка мне орех, если нетрудно.
Колин бросил брату орех.
– Щипцы тоже нужны?
Бенедикт покачал головой. И, продолжая ухмыляться, поднял толстую книгу в кожаном переплете.
– Обожаю раскалывать орехи этим.
– Не смей, – выдавил Энтони, пытаясь схватить книгу, – не смей даже помыслить об этом.
– Похоже, сегодня у тебя особо чувствительный слух, не так ли?
Будь у Энтони под рукой пистолет, пристрелил бы обоих, и даже перспектива лишнего шума его не пугала.
– Можно дать тебе совет? – спросил Колин, энергично жуя орех.
– Нельзя! – отрезал Энтони.
Колин жевал с открытым ртом. Поскольку подобные вещи были строго запрещены в их доме, оставалось предположить, что Колин намеренно громко чавкает, дабы причинить брату как можно больше неприятностей.
– Закрой свой чертов рот, – велел он.
Колин проглотил орех, причмокнул и громко потянул чай из чашки.
– Что бы ты ни наделал, лучше извиниться. Я знаю тебя и знаю Кейт, и зная то, что знаю…
– Какого дьявола он несет? – проворчал Энтони.
– По-моему, – вмешался Бенедикт, развалившись на стуле, – он пытается объяснить, что ты осел.
– Именно! – воскликнул Колин. Энтони устало качнул головой.
– Все куда сложнее, чем вы воображаете.
