Элоиза Джеймс - Во власти наслаждения
Но чаще всего Алекс видел в своих мечтах благодарную, любящую Шарлотту. Шарлотта — не Мария. Она любит его. Алекс вспоминал, как по ночам ее тело плотно, как перчатка, прижималось к нему. Если он отодвигался от нее, она вздыхала и беспокойно ворочалась, пока снова не приникала к нему. Как она спит без него? Прошло пять месяцев, и она, должно быть, привыкла спать одна, с грустью думал он.
Все эти недели ожидания завершились свертком старой одежды. Алекс с изумлением смотрел на сверток, который только что развернул. Его карета спускалась по каменистой дороге с горы, увозя его к морю. С одной стороны, он радовался, что уже на пути домой, с другой — в нем нарастал гнев.
Как, черт побери, этот законченный идиот Брексби мог отправить его в Италию изображать старьевщика? Он с отвращением перебрал одежду: поношенная, черная — наряд бедного парижского торговца. Пара старых штанов, разорванных на бедре, грубая рубашка, когда-то в далеком прошлом, вероятно, бывшая белой, сюртук из толстой грубой ткани. Преодолев отвращение, он ощупал карманы, но в них не было ни писем, ни денег — ничего. Вдруг глаза Алекса сузились. Как говорил толстый трактирщик, француз предупреждал его, что кто-то придет за одеждой. Значит, здесь должно быть нечто ценное.
Через несколько минут он нашел его. Вернее, их. Они были сложены несколько раз до размеров крохотного квадратика и зашиты в нижний шов сюртука. Это были письма, и Алекс не мог представить себе, как они оказались зашитыми в старый черный сюртук. Потому что это были любовные письма, на французском языке. Но, закончив читать второй листок, Алекс прекрасно понял, кто их писал. Это были письма Наполеона к Жозефине, написанные в пору, когда эта пара еще не была мужем и женой; письма свидетельствовали, что Жозефина тогда еще была замужем за генералом Богарне.
Алекс присвистнул, читая третье письмо, и усмехнулся. Он слышал, что Жозефина была красивой… но красота, как оказалось, была не единственным ее привлекательным качеством. Когда он закончил чтение, лицо его было серьезным. Он без труда догадался, как правительство Англии намерено поступить с этими письмами. Во Франции еще много аристократов томились в темницах, и сейчас он держал в руках выкуп по крайней мере за нескольких этих несчастных. Алекс бережно сложил письма и спрятал у себя на груди.
И пять месяцев, проведенных в Италии, больше не казались потраченными напрасно. В Англии его ожидала любимая красавица жена. Жена и маленький сын Люсьена никогда не вернутся. Письма нашлись слишком поздно и уже не могли спасти их, но они могут послужить выкупом за освобождение из тюрем Бонапарта другой семьи. Алекс, увидев новую цель, торопил кучера. Сейчас самым важным было доставить письма в Англию — важнее, чем вернуться туда самому.
Спустя пять месяцев после отъезда из Англии Алекс стоял на палубе и улыбался, чувствуя на лице холодный влажный ветер, дующий с английского побережья. Нет ничего хуже промозглого, пробирающего до костей влажного бриза, и в то же время нет ничего, что бы так же волнующе доносило запах Англии, думал он. Судно поднималось вверх по Темзе: уже показались мокрые от дождя пабы, с которых начинались лондонские доки. Огоньки в окнах мигали, исчезая за полосой дождя.
Подошел Люсьен, тепло одетый для такой погоды. Алекс дружески обнял его за плечи.
— Мы сделали это! — воскликнул он, стараясь перекричать натужный скрип маленького судна, которое, раскачиваясь, входило в порт.
Тотчас же портовые грузчики забегали взад и вперед по сходням, перенося ящики вина.
— Осторожно! — крикнул Алекс, перекрывая шум дождя.
Один из матросов вздрогнул и обернулся, но грузчики, ловко пробиравшиеся между грудами товаров, лебедок, канатов и мусора, скопившегося в доке, не обратили на него внимания.
— Они справятся, не беспокойся, — усмехнулся Люсьен. — Они свое дело знают.
— Я не боюсь, что они уронят ящик. Но если они растрясут портвейн, он отстоится только через два года, а я бы не отказался сейчас от стаканчика!
Люсьен обернулся и прижал к себе Брижитт.
— Разве я не сказал, чтобы ты ждала меня в каюте? — упрекнул он ее.
Алекс смог рассмотреть только блестящие пряди волос, выбившиеся из-под ее капюшона. За время, проведенное на борту корабля, он очень полюбил храбрую сестренку Люсьена. Уже исчез напряженный взгляд, и она начинала походить на обыкновенную тринадцатилетнюю девочку.
— Я хотела увидеть Англию, — с заметным французским акцентом сказала она. — Это мой новый дом.
Алекс положил руку на ее плечо, и они трое стояли вместе и наблюдали, как сгружают с корабля на берег последние ящики. В глубине души Алекс сознавал, что за всю свою жизнь он ничем не будет гордиться так, как этой поездкой во Францию. В том, что эта светящаяся радостью милая девочка осталась жива, была и его заслуга: из рассказа Брижитт они узнали, что торговца шляпами все чаще и чаще спрашивали о его «племяннице». Значит, рано или поздно Брижитт забрали бы в полицию для допроса.
Алекс указал на берег:
— Твой новый дом перед тобой. Идем?
— Дафна будет ждать нас, — сказал сестре Люсьен.
— Ты думаешь, Дафна осталась в Лондоне после окончания сезона? — с любопытством спросил Алекс. — Разве она не уехала в деревню?
— О нет, — ответил Люсьен со спокойной уверенностью. — В таких обстоятельствах она никогда бы не уехала из Лондона.
Сердце Алекса екнуло. Он даже и не предполагал, что Шарлотта может все еще оставаться в Шеффилд-Хаусе. А что, если она там? Что, если она тоже ждала его, ни желая ни на минуту оттягивать встречу с ним?
Сойдя на берег, он увидел, как Люсьен с Брижитт сели в карету, и нанял экипаж. Как только они завернули за угол Албемарл-сквер, он увидел, что дом заперт, ставни закрыты, снят дверной молоток. Должно быть, Шарлотта увезла Пиппу в деревню. Конечно, что еще ей оставалось делать: она понятия не имела, когда он вернется. За пять месяцев он сумел послать жене всего лишь одну зашифрованную записку. Все же он полагал, что лорд Брексби держал ее в курсе событий. Завтра он прежде всею доставит письма Наполеона, а уже на следующий день сможет прижать к себе жену. Алекс многозначительно улыбнулся.
И если у немногих остававшихся в Шеффилд-Хаусе слуг был смущенный вид, то Алекс этого не заметил. Китинг, его личный слуга, сопровождал Шарлотту в деревню, а Алексу никогда бы не пришло, в голову задумываться над тем, почему два оставшихся лакея смотрят на него так странно. Ехать в клуб ему не хотелось. Он принял ванну и бросился в постель, довольный, что находится на твердой земле. Нет никакого смысла ехать в «Уайте», засыпая, думал Алекс: никого из его друзей нет сейчас в Лондоне. Сессия парламента завершилась, светский сезон подошел к концу, даже суды не действовали. В закопченном Лондоне остались одни лишь государственные служащие вроде Брексби.
