Доводы нежных чувств (СИ) - Завгородняя Яна

— Экипаж не нужен. Мы пойдём пешком — тут недалеко, — он галантно предложил ей взять его под руку. Девушка не стала сопротивляться. — За одно вы проведёте для меня экскурсию. Софи с таким упоением рассказывала о вашей прогулке, что мне тоже захотелось послушать.

Бьянка испытала облегчение от того, что они не стали обсуждать вчерашнее и с искренним энтузиазмом принялась рассказывать ему обо всём, что попадалось им на пути, повелев для начала, крепко держать кошелёк, пока они проходили через рынок.

— А здесь вы можете видеть дворец семейства Медичи, — указала она на невзрачное серое здание с колоннадой на фасаде.

— Никогда бы не подумал, что это дворец, — скептически прокомментировал Джон.

— Медичи были самой богатой семьёй во Флоренции, а те из них, кто достоин упоминания, никогда не кичились своими капиталами. Они помогали людям, ценили искусство. Козимо Медичи, к примеру, очень поддерживал Джотто и Донателло, а Лоренцо Медичи, узрев талант юного Микеланджело Буонарроти, взял его в свой дом и растил как родного сына.

— Микеланджело — это скульптор?

— Верно.

— А Донателло…

— Тоже. Известен статуей Давида. Она, кстати, стоит у них во внутреннем дворе. Но туда не пускают туристов.

— Жаль. И что же, нет никаких тайных лазеек, чтобы туда пробраться? — Коул глянул на неё из-под очков.

Бьянка задумалась.

— Нет, — твердо проговорила она. — Мы с вами слишком большие для той лазейки, которая мне известна. К сожалению, — добавила она.

С минуту они шли молча, затем Джон заговорил:

— Мне кажется, вы наговариваете на своё прошлое и на своё детство, Бьянка.

— Поясните.

— Живя в приюте и испытывая крайнюю нужду, вы были предоставлены сами себе и вместе с горем хлебнули немало свободы и стали самостоятельной. Ваши ровесницы из высшего общества способны только вышивать и вести светские салоны, тогда как вы сами принимаете решения и не ждёте, пока кто-то сделает за вас работу.

— Никогда раньше не задумывалась об этом, — проговорила девушка. — А что насчёт вас? Я не верю, что у вас было скучное и неинтересное детство.

Коул не сразу ответил:

— За мной сутки напролёт ходили гувернантки и учителя всех мастей. Мне запрещали играть с другими детьми потому, что воспитанные малыши не бегают и не прыгают. А во время редких званых вечеров, на которых мне доводилось присутствовать, я больше походил на одну из статуй, украшавших залы — сидел вместе с остальными детьми, тогда как наши родители хвастались друг перед другом нашими успехами.

— Мне кажется или вы сейчас жалуетесь, Джон? — она улыбнулась.

— Я вам завидую, признаюсь. У вас в футболе больше опыта, чем у меня.

— Быть не может!

— Правду говорю. Я избавился от оков круглосуточного надзора лет в четырнадцать, когда ко мне перестали водить учителей и послали в закрытый пансион для мальчиков. Там я наконец-то завёл друзей и хоть немного, но вдохнул свободной жизни.

— В закрытом пансионе? — Бьянка недоверчиво возвела бровь.

— Как это ни странно, — подтвердил Коул. — Конечно, и там нам спуску не давали. Но мы с товарищами, действуя сообща, могли, например, сбежать ночью в город, потом вернуться так, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Здесь важно понимать, насколько строго было с этим. Наш комендант могла выпороть за ночные прогулки. Кто впервые попадался, потом ещё много раз думал перед тем, как сбежать.

— Нас за нарушение дисциплины отправляли чистить туалеты.

— Всё, Джон, не продолжайте. Вы победили, — усмехнулась Бьянка.

— Даже не думал с вами соревноваться, — Джон слегка подался к ней. — Хотя, честно скажу, сыграть с вами в футбол я бы не отказался. Мы пришли, — быстро добавил он, не давая девушке возможности опомниться после его слов. Перед ними возникло гнетущее своей каменной мощью величественное палаццо Строцци.

— Это же музей, — начала было Бьянка.

— Символично, правда? — вставил Коул. — Я уже бывал тут и нашёл, что в ресторане на последнем этаже есть довольно удобные для переговоров комнаты. Вы завтракали?

— Я не успела, — призналась девушка.

— Вот и славно, — заключил мужчина.

Он толкнул тяжёлую дверь. Этот дом хранил историю падения одной из величайших семей Флоренции. Бьянка редко бывала здесь, но всякий раз оказываясь в этих стенах, проникалась их историей. Возможно, она действительно что-то чувствовала, но вероятнее всего, над девушкой довлело глубокое знание истории этих мест. Она немного отставала от Коула, когда они проходили через холл к широкой лестнице. Она отстала ещё сильнее, пока они поднимались. Не от усталости, а от увлечённости. От внимательного взгляда не ускользнул ряд портретов представителей семейства, которых раньше здесь почему-то не было. Интерьер дворца был скуден. Строцци во всём старались копировать Медичи, и аскетичное убранство без изысков казалось неуместным для здания, которое называли дворцом.

На последнем этаже Джону пришлось подождать свою спутницу. Когда они поравнялись, он без особого усилия отворил дверь. То, что открылось их взору, вряд ли понравилось бы главе семейства Строцци. Обширный зал ресторана был залит светом, льющимся из широких панорамных окон. Позолоченная резная мебель вступала в унисон с витиеватыми украшениями на стенах, оклеенных изумрудного цвета обоями с ритмичным золотистым узором. В середине зала стоял белый рояль, за которым сидел музыкант и без остановки наигрывал приятную мелодию. Бьянка никогда здесь не была. Она даже не знала о существовании этого места, страдавшего избытком современной роскоши на территории исторического наследия Флоренции. Девушка обомлела. Она не могла ни восторгаться, ни злиться, а потому стояла, раскрыв рот, провожая взглядом официанта в белом костюме и зелёном жилете с подносом, на котором высилась пирамида из бокалов с шампанским.

— О, Мадонна. Это уже слишком, — пробубнила она.

В следующую секунду к ним подошёл невысокий полноватый мужчина с блестящей лысиной и принялся нараспев осыпать комплиментами гостей. Бьянка пыталась втиснуться в поток его лести, но отлаженная машина по заманиванию богатых клиентов не намеревалась сбиваться. Девушка очень надеялась, что Джон не знал итальянского настолько, чтобы сходу понять, что говорил о прекрасной паре администратор ресторана и чего желал им. К несчастью, Джон всё понял и на таком же беглом итальянском мастерски остановил болтуна и попросил принести завтрак для девушки, а также чашку крепкого кофе для себя. Их усадили в одной из комнат для особо важных гостей, которая служила переговорной для деловой части горожан и приезжих. К удивлению Бьянки, интерьер здесь отличался простотой, несмотря на золотую кайму широкого стола и рубиновую вставку на дверной ручке.

Они снова остались наедине, но Бьянка старалась об этом не думать. Джон потягивал кофе, откинувшись на спинке чёрного кресла. Бьянка лениво ела свой завтрак, подперев голову и изо всех сил пыталась не задаваться вопросом, сколько может стоить яичница, салат и вот этот вот крохотный кусочек хлеба в этом раю для тех, кому некуда девать свои деньги. Погружённая в мысли, она не сразу заметила человека, который вошёл к ним и встал напротив неё. Когда она подняла глаза от тарелки, то увидела высокого симпатичного молодого итальянца в светло-сером костюме, с тёмными волосами, аккуратно зачёсанными назад и с маленькой серебряной серьгой в ухе. Одной рукой он удерживал широкий свёрток, обмотанный чёрной тканью.

— Добрый день, господа, — вежливо поздоровался мужчина.

Коул и Бьянка поднялись со своих мест.

— Сеньор Манчини! — Джон подошёл к нему и протянул руку. — Рад встрече.

— Надеюсь, вам не пришлось долго ждать? Я спешил как мог, — гость лучезарно улыбался.

— Нет, нет, мы сами только зашли. Познакомьтесь, — Джон жестом пригласил Бьянку подойти ближе. — Это мой эксперт, мисс Бьянка Инноченти. Бьянка, это сеньор Алессандро Манчини — местный предприниматель и торговец картинами.

Бьянка внимательно смотрела на мужчину. Тот выглядел доброжелательным и, судя по костюму, был богат. Его ничуть не смутило присутствие женщины в качестве эксперта, однако он поинтересовался: