Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Чему еще он тебя научил? – с дрожью спросила Снефрид.
– Больше ничему. Я видела его только два… только три раза. Но если бы не он, наши дела были бы куда хуже нынешнего.
– И ты взаправду пообещала выйти за Видимира?
– Я знала, что Видимир в это время носит облик белого пса. Он не мог сказать, что хочет на мне жениться.
– Но теперь может. Я видела, как сломался «ведьмин камень». Со Всеотцом шутить нельзя. Он ловок в обмане, но обмануть себя не позволит. Из-за него погиб Ульвар, мой первый муж. Потому что Один никогда не проигрывает. Ты можешь обойти все преграды, но последний ход он всегда оставит за собой. Если теперь ты возьмешь слово назад… Я не знаю, как он пожелает тебя наказать, но даже все четверо альвов не смогут противиться его воле.
– Но я поставила условие, что должны согласиться отец и дядя Эйрик.
– Несвет – человек знатный и влиятельный у словен междуречья. Он может собрать дружину и запереть волок – как с запада, так и с востока. Тот, на чьей стороне он будет, получит преимущество в войне. Не знаю, насколько его хватит, но он – ворота между нами и Хольмгардом. Окажутся эти ворота в нужный день закрыты или открыты – это многое решит. И если ты дала согласие, ты не должна рассчитывать на то, что отец запретит этот брак. Имя Всеотца – не игрушка. Ты уже взрослая женщина и должна это понимать.
Хельга молча кивнула. Она это понимала. Можно попытаться увильнуть, обойти собственное слово – однажды она это сделала, когда якобы ждала ответа от бессловесного пса. Несвет забыл, как бегал псом, но помнит, что было перед этим. Он – свидетель ее согласия. И Хедин тоже.
– Это он вас напугать хотел, – говорил Эйрик, когда Несвет с сыном отправились в гостевой дом, оставив хозяйскую семью обсуждать дело. – Показать, что в войне с Ингваром выбирает сторону: или нас, или его. Но Ингвару он брат. Чтобы привлечь его на нашу сторону, надо что-то сделать…
– Стать тоже ему родней, – добавил Вигнир. – И не так, как Хедин. Надо что-то дать, а не взять.
– Тогда он, самое меньшее, не станет поддерживать никого! – продолжал Эйрик, кивнув. – И Ингвар его не вынудит воевать против свойственников.
– То же самое было бы с Логи, – печально заметила Снефрид.
– Логи – живущий при матери младший сын, у него нет своей дружины, и он не сможет ее собрать без согласия брата и матери. Сванхейд не допустит вражды между двумя ее сыновьями, тем более из-за женщины. А Несвет ни у кого не обязан спрашивать позволения – даже у своей матери, если эта старая кочерыжка еще жива.
– Мы можем взять с него клятву поддерживать нас, – предложил Вигнир. – И на этом условии дать согласие.
– Это было бы наилучшим решением, – согласился Эйрик. – Арни, что ты скажешь?
– Скажи что-нибудь, – попросил старшего брата Вигнир.
– Я с вами согласен, – с сомнением ответил Арнор. – Но стоит ли такой союзник…
– Как враг он определенно будет кое-чего стоить.
– Хельга! – Арнор посмотрел на дочь. – Ты все слышала.
– Ты можешь послужить ключом к этим воротам, который будет открыть их и закрывать, когда это нужно нам… – подхватила Снефрид.
– Тем более эта парочка будет вилять перед тобой хвостом, чтобы снова не встать на четыре лапы! – засмеялся Вигнир.
– Если ты будешь жить в Видимире, то хотя бы на одного человека там мы сможем положиться!
– Но не думай, что я тебя принуждаю! – добавил Арнор. – Если у тебя так уж не лежит сердце к этому мужу, можно попробовать принести Одину обильные жертвы и выкупить это слово…
– А «ведьминых камней» мы тебе еще найдем, – тихо сказал Сигурд и улыбнулся.
– Я дала слово именем Одина и не возьму его назад, – с твердостью сказала Хельга. – Пусть уж лучше Всеотец подшутит надо мной, чем я буду пытаться шутить с ним. Раз уж я не могу… Раз уж я никого не люблю, так лучше я принесу пользу нашему роду и… верну богам ту удачу, которую ты взял взаймы, Хедин, когда увез Эльвёр.
– А если они посмеют тебя обидеть… – с вызывающим видом начал Виги-младший, и все три других брата согласно закивали.
– Не посмеют. Пока я соблюдаю уговор с Всеотцом, он меня не оставит.
Глава 5
Гонец прибыл вечером, когда в старой Олеговой гриднице почти все затихло. Давно погасли светильники на столах, горел огонь в очагах, дым уходил под кровлю, с помостов доносилось похрапывание спящих гридей. Служанки ушли в девичью избу – им вставать раньше всех, задолго до рассвета: доить коров и коз, печь хлеб, варить кашу. Княгиня Эльга давно отослала спать своего единственного сына, Святослава – ему с осени пошел седьмой год – и сама собиралась уйти в избу: ей ведь вставать вместе со служанками. Но медлила: то, что Ингвар и Мистина зимой оба дома, до сих пор казалось ей удивительным и создавало такое радостное чувство, что жаль было с ним расставаться. Они и еще двое, Гримкель и Хрольв, из числа самых давних оружников Ингвара, выросших вместе с ним, сидели возле очага, неспешно допивая вечернее пиво.
Если подумать, и не упомнишь, когда такое было – чтобы князь проводил зиму дома. Даже в первые ее зимы в Киеве – после того как она приехала сюда семь лет назад из-под Пскова – обычно зимой их не бывало здесь. То Ингвара, то Мистины, а то обоих сразу. Сбор дани, походы и разные дела гнали их в дорогу всякий раз, как только встанут реки. Эльга смирилась, что так будет всегда. Кто же будет собирать дань, кроме князя? Уступивший эту обязанность другому вскоре потеряет и престол – тому пример ее племянник, Олег-младший, их с Ингваром предшественник на киевском столе.
Но в эту зиму Ингвару не надо было идти в полюдье. Дани не будет: вместо дани он разместил на постой по волостям варягов, которых решили придержать до будущего лета, до возвращения посольства во главе с Ивором от греков. Несмотря на уверения Романа цесаря в вечной любви, Ингвар не считал дело законченным, пока ему не привезут харатью, подписанную Романом и его соправителями, скрепленную клятвами в присутствии русских послов в храмине Большого Дворца. Этой зимой Ингвар побывал только в гощении – поляне считались его «родным» племенем, вернее, он занимал у них место «своего» князя, и совершить объезд полянских городков над Днепром должен был не столько ради сборов, сколько ради благополучия земли на предстоящий год. Все его сборы с полян заключались в том, что в каждом городке он приносил жертвы в местном святилище, после чего устраивался пир со старейшинами родов, а каждая молодуха, вышедшая замуж в последний год, подносила князю кусок льна на сорочку (это полотно шло на одежду ближней дружины). При молодом князе это дарение сопровождалось множеством шуток о том, вместо чего подносится полотно и каким образом «при старых князьях» ежегодно закреплялось родство владыки с его землей. Но гощение много времени не отнимало – сама по себе земля Полянская сильно уступала тем просторам, которые оказались во власти ее князя.
Отворилась дверь в дальнем конце длинной гридницы – так далеко, что морозное дуновение со двора не достало до скамей перед очагом. Эльга не обратила бы внимания – мало ли кому надо выйти или войти, – но заметила, как Мистина поднял голову, как заострился его взгляд. Тогда она тоже повернулась – к ним шли двое оружников, оба засыпанные снегом. Первый – Оддгейр, десятский гридей. Второго она не узнала, даже когда он скинул на затылок худ и снял покрытую снегом шапку. Черные волосы, молодое скуластое лицо…
– Княже! – Оддгейр остановился перед Ингваром и Мистиной, поднявшими головы к нему. – Кари Щепка из Вышгорода человека прислал. Вести важные.
– Будь жив, княже, и вы, воеводы! – Гонец поклонился, и князь кивком велел ему говорить. – К нам от Мирогостя из Троеславля человек прискакал, а к нему Ведослав из Любеча прислал. Говорит, варяги, что по Сожу стояли, мятеж подняли, с места снялись и сюда, на Киев, идут.
– Что-о?
Ингвар, Мистина и двое других – Гримкель Секира и Хрольв, – разом встали на ноги.