Кейт Фернивалл - Жемчужина Санкт-Петербурга
Он схватил одного из нападающих за плечо, развернул его и тут же получил от него кулаком в живот. Йенс зарычал, но, прежде чем успел опуститься второй кулак, ударил противника головой в грудь, выведя его из равновесия. Быстрый рывок вверх, и голова Йенса с хрустом врезалась в челюсть нападающего. Крик боли разорвал сырой воздух, испуганные лошади в стойлах начали брыкаться и ржать. Осыпая Попкова ругательствами, остальные мужчины продолжали избивать казака толстыми железными прутьями, пока тот наконец не упал на землю. Но, падая, он увлек за собой двоих нападавших. Упавшие, натужно дыша и вырываясь из рук Льва, засучили ногами, пытаясь подняться. Оставшиеся принялись пинать ногами поверженного великана.
— Прекратите! — закричал Йенс. — Черт, вы же убьете его! Что тут происходит?
Один из неизвестных развернулся: грубое лицо с большим багровым родимым пятном, черные, полные жадного восторга глаза.
— Сгинь, если тоже не хочешь получить!
В воздухе просвистел прут, угрожая раскроить череп Йенса. Тот понятия не имел, изза чего началась драка, но ему уже было наплевать. Пригнувшись, он сорвал висевший на стене кнут с металлическими шипами.
Первый удар кнута разодрал спину нападавшему, второй вырвал кусок плоти из незащищенной шеи. Кровь хлынула на солому. Двое, которые все еще стояли, бросили свою жертву и повернулись к Йенсу, но тот двинул рукой, и кожаный кнут описал перед ними в воздухе изящную петлю. Нападавшие отступили, забыв, что у них за спинами находится казак. Когда они об этом вспомнили, было слишком поздно. Раненый Попков поднялся на ноги. Подобранный с земли железный прут в его руке опустился сначала на одну голову, потом на вторую, и мужчины рухнули как снопы.
— Чтоб вы сдохли! — заревел Попков.
— Черт возьми! — тяжело дыша, пробормотал Йенс. — Ты что натворил? За что они тебя так?
Мужчины смотрели друг на друга, пытаясь не улыбаться. Пролитая кровь странным образом связала их.
— Проклятье, — наконец произнес Йенс, — во что ты меня впутал?
Неожиданно у него изза спины раздался голос:
— Опустите кнут. А ты, тупица, брось палку. — В голосе не было угрозы. Интонация была спокойной и уверенной. — Иначе получишь пулю в башку.
25
Страх приходит под разными личинами. Йенсу он явился в виде писчего пера в руке следователя. Когда следователь был спокоен, оно тихо дремало в его пальцах, но стоило ему потерять терпение, как перо начинало метаться и биться кончиком о стол. В такие секунды сердце Йенса сжималось и по спине бежал холодок.
— Спросите министра Иванова, — в двадцатый раз повторял Йенс. — Это его дом, не мой. Я пришел туда для того, чтобы забрать лошадь.
— И как же, позвольте узнать, ваша лошадь оказалась там?
— Я ведь уже говорил вам. Я приехал навестить дочь министра.
— Или решили, что это удобный способ добраться до конюшни?!
— Нет.
— Чтобы забрать ящик с ручными гранатами оттуда, где вы его спрятали?
— Нет.
— Когда вы принесли гранаты в конюшню?
— Я их не приносил.
— Кто поручил вам забрать их?
— Никто. Я вообще не знал, что они там есть.
— Вы с кнутом напали на моих агентов.
— Они убивали казака.
— Значит, вы признаете, что Лев Попков является вашим соучастником в антиправительственном заговоре?
— Нет. Я его почти не знаю. Он — слуга в этом доме, вот все, что мне о нем известно.
— Вы лжете.
— Нет.
Этот разговор продолжался по кругу. Йенс, в который раз отвечая на одни и те же вопросы, пытался сохранять видимость безразличия. Допрос проходил цивилизованно, что его еще больше сбивало с толку. Никакой закрытой камеры с голыми стенами, никакого яркого света в лицо, никаких тугих наручников. Его посадили в кресло с мягкими подлокотниками, даже предложили сигарету, от которой он отказался.
Они сидели в обычном кабинете с желтыми занавесками и цветущим растением в горшке на полке. На полу лежал красивый новый ковер. Как заметил Йенс, без пятен крови. Допрашивавший его господин был невысокого роста, лысоват и имел привычку, если чувствовал неуверенность, щупать свои большие уши. Каждый раз, когда Йенс произносил: «Поговорите с министром Ивановым, он преданный слуга его императорского величества», пальцы следователя хватались за мочку уха. Он был осторожен и перед каждым следующим шагом прощупывал почву под ногами.
Чертов казак оказался дураком. У охранки везде есть глаза, от нее невозможно скрыться. Если Попков решил, что конюшня министра — надежное место для того, чтобы спрятать оружие, значит, он ничего не знал о способах работы тайной полиции. И все же Йенс не мог поверить, что Попков оказался большевиком. Его бросало в дрожь, когда он думал о том, что Валентина жила рядом с таким смертоносным кладом.
— Где Лев Попков? — резко спросил он.
— С революционером работают.
У Йенса похолодело на сердце. Работают.
— Я не верю, что Попков — революционер. Кто угодно мог спрятать там гранаты, если бы готовил покушение на министра.
— Включая вас.
— Нет. Я этого не делал.
— Ваше мнение не имеет значения.
У следователя были глаза голодного волка. Ему хотелось оскалить зубы и вцепиться в Йенса, но чтото его сдерживало. Фриис понимал, что причиной этому были несколько слов, написанных на обложке папки, лежавшей перед следователем на столе: «Йенс Фриис — инженер Его Императорского Величества».
Инженер Его Императорского Величества.
Он воспользуется этим громким титулом. Почему нет? Сердце его застучало учащенно. Отдаваясь в ушах. Он знал, что есть сотня причин… Сотня камер для допросов, расположенных под этим зданием, совсем не таких удобных, как эта комната. Камер с цепями, привинченными к стульям, и с пятнами засохшей крови на кафельных стенах. Спокойным и вежливым тоном Йенс снова произнес:
— Где Лев Попков? Я хочу его видеть.
Допрашивавший был явно раздражен просьбой, хотя попытался скрыть это. Он долго молчал, яростно вертя в пальцах перо, потом поднялся, подошел к двери и распахнул ее с такой силой, что та хлопнула об стену.
— Идемте.
Вонь. Пот. Кровь.
Йенс не позволил себе сорваться. Не позволил выплеснуться ярости, не ударил кулаком в металлическую дверь, не схватил за шею конвоира и не сунул его голову в узкое смотровое окошко. Стоя у тюремной камеры, он позвал Попкова по имени.
Внутри можно было различить широкую спину, кровь, струящуюся из свежих ран. Йенс прильнул к прямоугольному окошку и увидел казака, прикованного к противоположной стене за руки цепями. Он был раздет донага, но держался на ногах, прижимаясь лицом к грязным плитам. Массивные мышцы его ягодиц были черными от кровоподтеков, длинные провода шли от его гениталий к электрической батарее, фекалии стекали на пол по его ногам.
