Розмари Роджерс - Связанные любовью
Император пристально посмотрел на старого слугу из-под полуопущенных век.
— Нам бы всем твою уверенность. А вот меня постоянно гложут сомнения.
Геррик привычно сохранил маску бесстрастности. В последнее время приступы меланхолии приходили к царю все чаще. Сражаясь с предателями, тайными обществами и даже наемными убийцами, Геррик ничего не мог противопоставить тем страхам, что поедали Александра Павловича изнутри.
— Вы имеете в виду что-то конкретное? — мягко спросил он.
С видимым усилием император прогнал нависшую над ним черную тучу, голубые глаза блеснули той силой, что таилась в глубоком, остром уме.
— Да, mon ami.
— Как я могу послужить вам?
Подойдя к столу, Александр Павлович налил в бокал бренди.
— Можете рассказать мне, что за игру ведет сейчас княгиня Мария.
— Игру?
— Мария обладает множеством талантов, но ей никогда не обмануть меня. Что у нее неприятности, я понял сразу же по возвращении в Петербург. Я не стал требовать объяснений, надеясь, что она успокоится, когда из Англии возвратится Софья, но теперь вижу, что дела идут только хуже и хуже. — Он прислонился к столу, пригубил бренди. — Она даже не встает с постели.
Геррик покачал плечами, мысленно проклиная княгиню Марию, из-за которой он сам оказался в затруднительном положении.
— Вы упоминали, что она ссылается на недомогание.
— Будь она по-настоящему больна, не стала бы отказываться от моего личного врача и просить не навещать ее до полного выздоровления. Мария обожает, когда все суетятся вокруг нее.
— Верно.
— Должен признаться, поначалу я заподозрил, что она завела любовника.
Геррик удивленно вскинул брови. Притворяться на этот раз не пришлось.
— Мария всегда была верна вам, государь.
Получив необходимое подтверждение, Александр Павлович кивнул и в упор посмотрел на Геррика.
— Ее что-то гнетет. Я хочу знать, что именно.
— Почему бы вам не спросить саму княгиню?
— Мне нужна правда.
Геррик позволил себе легкую усмешку. Княгиня никогда не отличалась прямодушием и честностью и обращалась ко лжи всякий раз, когда это шло ей на пользу.
— Хотите, чтобы я спросил у нее?
— Геррик, вы же не станете притворяться, будто не пользуетесь полным ее доверием, — мягко предупредил император. — В трудном положении она всегда полагается на вас. И разумеется, вы знаете обо всем, что происходит в Петербурге.
Понимая, что загнан в угол, Геррик состроил гримасу. Император был далеко не глуп, хотя и предпочитал не замечать неприятностей, предоставляя разбираться с ними другим. Требуя ответа, он не принимал ничего другого.
— Вы доверяете мне, государь?
— Я доверил бы вам саму жизнь, — без малейших колебаний ответил царь.
— Тогда вам следует смириться с тем, что в ваших интересах не знать деталей нынешних затруднений княгини.
Император допил бренди и поставил бокал на стол.
— Ей угрожает опасность? Геррик ответил не сразу.
— Полагаю, что нет.
— А Софья? — не отставал император. — Она как-то замешана в происходящее?
— К несчастью.
— Поэтому она и ездила в Англию?
— Да.
Александр Павлович оттолкнулся от стола и с рассеянным, как могло показаться, видом подошел к глобусу.
— Как ни стараюсь, не могу представить, что может дать такое путешествие.
— Ничего, — сухо ответил Геррик, — кроме нескольких бессонных ночей.
Император нахмурился.
— Меня не удивляет, что Мария отправила свою дочь за три моря. Меня не удивляет, что Софья не смогла отказать матери, обратившейся к ней с мольбой о помощи. Но вы меня разочаровали.
— Я понятия ни о чем не имел до отъезда Софьи из Санкт-Петербурга. Мне… — Геррик тщательно подбирал слова. При всей беспечности и даже безответственности княгини, император был искренне привязан к ней. Вероятно, именно эта импульсивная, авантюрная сторона ее натуры, столь отличная от его серьезности, и привлекала его в первую очередь. — Мне это не очень понравилось. К счастью, она благополучно вернулась.
— Да, вернулась. — Император повернул голову и поймал взгляд Геррика. — Но не одна.
— Полагаю, вы имеете в виду герцога Хантли?
— Довольно странно, что он выбрал для посещения Петербурга то же самое время, когда Софья вернулась из Англии.
— Не странно, — пробормотал Геррик. — Опасно.
— Есть причины для беспокойства? — Александр Павлович вопросительно вскинул брови.
Геррик удержал слова, которые, услышь их император, стоили бы герцогу свободы. Его личное недовольство поведением Хантли, неотступно преследующего Софью, вряд ли оправдало бы войну с Англией.
— Герцог несомненно одержим Софьей, но я не думаю, что от него исходит какая-то опасность. Хотя он сейчас, похоже, не вполне способен рассуждать здраво.
— А что Софья? Она тоже увлечена им?
— К сожалению.
— Почему к сожалению? Пара была бы достойная.
Неожиданная реплика императора застала Геррика врасплох.
— Если герцог готов предложить руку и сердце, Софье придется переехать из России в Англию и жить там. Княгиня будет в отчаянии.
Александр Павлович с задумчивым видом пожал плечами:
— Возможно, Софье пора искать свое счастье, а не угождать другим.
— И вы не будете против, если она пожелает выйти замуж за англичанина?
Император вздохнул:
— Мы с Марией были слишком эгоистичны. Я бы хотел только одного: чтобы Софья досталась человеку, который будет любить ее и ценить, как она того заслуживает.
Слова несогласия замерли на языке. Геррик вдруг понял, что его собственная привязанность к Софье мешает непредвзятой оценке ситуации.
Привыкнув к тому, что она во всем полагается на него, он воспринимал ее замужество с поистине родительской ревностью. Для отца уход дочери — пуля в сердце. Неудивительно, что ему так хотелось всадить эту самую пулю в зад герцогу.
По иронии судьбы, именно настоящий отец Софьи напомнил ему, как это жестоко, мешать девушке обрести счастье с человеком, который предложит ей любовь и преданность.
— Без нее Петербург опустеет, — грустно сказал он.
Император улыбнулся.
— Знаете, Геррик, возможно, вам следует подыскать себе жену и самому обзавестись детьми. Из вас получится заботливый отец.
Геррик поежился и потянулся к бренди.
— Не приведи Господь.
Возвращение в Санкт-Петербург стало для сэра Чарльза тяжелейшим испытанием выдержки и выносливости.
После бегства из домика в лесу он едва успел перевязать кровоточащую рану, после чего лишился сознания. Очнувшись через какое-то время в пустом сарае, сэр Чарльз еще долго лежал на грязном полу, корчась от боли и проклиная собственную слабость. Когда же удавалось забыться, в сон вторгались кошмары из далекого и не самого счастливого детства, и в этих кошмарах он плакал от страха, слыша шепчущий в ухо голос матери.