Джулия Энн Лонг - Скандальный поцелуй
Она открыла глаза и взглянула на него с любопытством. Ей было интересно, как он сейчас выглядел.
Майлс приподнял голову и улыбнулся, посмеиваясь над ее слабостью.
— Ты такой самодовольный… — прошептала она.
Он на мгновение задумался, потом ответил:
— Да, пожалуй. — И он по-прежнему улыбался.
Подняв руку, она откинула с его лба влажные от пота волосы, чтобы получше видеть лицо. Ей хотелось навеки запечатлеть в памяти его образ.
Синтия медленно прошлась пальцем по его улыбающимся губам, дивясь их выразительности. И задержалась на челюсти, покрывшейся отросшей щетиной.
— Чудесно, — произнесла она почти про себя. Она не знала, что имела в виду, но это слово как бы подводило черту подо всем случившимся.
Улыбка Майлса медленно погасла.
— Да, — сказал он с некоторым удивлением.
Повернув голову, Синтия слегка прикусила его плечо, упиваясь его солоноватым вкусом.
Майлс рассмеялся:
— Дикарка!
— Я научилась этому у котенка.
Она подняла к нему улыбающееся лицо, и он впился в ее губы страстным поцелуем. Синтия же, как истинная плутовка, приоткрыла рот, заманивая его и вступая в игру язычком.
Их поцелуй, страстный, жадный и ненасытный, все длился и длился, а объятия становились все крепче, что только разжигало пламя страсти. Когда же поцелуй наконец прервался, Майлс вдруг резко развернул ее и, обхватив за талию, прошептал ей в ухо:
— Посмотри в зеркало.
В овальном зеркале, висевшем напротив кровати, виднелись две фигуры — мужчина и женщина, прижавшиеся друг к другу. Словно завороженная, Синтия наблюдала, как загорелая рука Майлса скользнула по ее белому животу и как пальцы его зарылись в кудрявую поросль меж ее ног. Она видела, как голова у нее запрокинулась, когда его пальцы скользнули в ее лоно.
Содрогнувшись от почти невыносимого наслаждения, Синтия застонала и начала двигаться, по-прежнему глядя в зеркало. Это было невероятно возбуждающее зрелище, и каждое ощущение приобретало двойную остроту.
Майлс склонил голову и прошептал:
— Боже, как я хочу тебя…
Он сел, прислонившись к спинке кровати, и привлек ее спиной к себе, так что она оседлала его колени, и его возбужденная плоть оказалась у нее меж ног.
Затем он снова вошел в нее, испустив судорожный вздох. Синтия же от наслаждения громко застонала и откинулась назад, положив голову ему на плечо.
Они замерли на мгновение, упиваясь этим зрелищем. Затем Синтия увидела в зеркале, как Майлс обхватил ладонями ее груди и принялся ласкать их. После чего, скользнув рукой вниз, переключился на местечко меж ее ног, где их тела соединялись.
— О Боже!.. — Ее стон прозвучал как мольба о милосердии, но на самом деле она хотела большего. Прижимаясь спиной к Майлсу, Синтия стонала все громче и громче.
— Вот так, — произнес он, обхватив ее бедра. Затем приподнял ее и опустил на свое естество.
Синтия тотчас начала двигаться, вначале — медленно, наслаждаясь своей ведущей ролью. Но вскоре она подчинилась его ритму, откликаясь на множество сигналов, подаваемых его телом, — от ритма его дыхания до приглушенных стонов блаженства, вырывавшихся из его горла.
И пока она разжигала его желание, он делал то же самое для нее, и они слаженно двигались, подыгрывая друг другу, как два музыканта в оркестре.
Краем глаза Синтия видела в зеркале самозабвенную пару, и в тумане страсти у нее промелькнула мысль о том, что любовь похожа на схватку. На покорение и покорность. На блаженство и пытку. И при всем том она бесконечно прекрасна.
— Синтия… быстрее… О Боже… пожалуйста! — взмолился Майлс.
Его тело напряглось, и он вскрикнул, содрогаясь. И в тот же миг Синтия присоединилась к нему, сгорая в немыслимом блаженстве. Его руки крепко обнимали ее, пока она не обмякла в его объятиях.
Умиротворенные, они долго молчали, думая каждый о своем. Наконец Майлс заметил, что ее рука покрылась мурашками, и только тогда они осознали, как долго длилось их молчание. Огонь в камине почти погас и не давал тепла.
Майлс потянулся за одеялом. Потом укрыл их обоих. И вскоре Синтия согрелась и задремала под его тихое похрапывание.
Майлс же заснул моментально, как пресловутое полено. Он не шевелился, а Синтия не собиралась будить его. Ради эксперимента она попыталась немного отстраниться. И его ослабевшие руки выпустили ее из его объятий.
Синтия улыбнулась. Похоже, они утомили друг друга до предела.
Ей нравились волнения, хотя и меньше, чем несколько лет назад. Но Синтия презирала мелодрамы и опасалась, что то, что она собиралась сделать, будет воспринято как таковая. Однако уже светало, а ей надо было уехать до того, как все проснутся, чтобы избежать объяснений, скандалов и ненужных выводов. Трудно было сказать, кого можно встретить в доме в столь ранний час, но Синтия не сомневалась, что сумеет убедить конюхов подвезти ее до гостиницы, где она могла бы сесть в почтовую карету, направляющуюся в Нортумберленд.
Она не видела другого выхода. Все было ясно с того момента, как она решилась прийти к Майлсу. Ее представления о чести не позволяли ей выйти замуж за Аргоси после того, как она отдала свою невинность другому.
Возможно, когда-нибудь она сочтет это неоправданной жертвой — со всеми драматическими последствиями, которые подразумевало это слово. Но сейчас она чувствовала себя скорее… довольной собой.
Это был не совсем тот счастливый конец, который она себе представляла. Но тем не менее это был конец, и Синтия была счастлива.
Она отстранилась от Майлса, ощущая покой, счастье и необычайную легкость; ей казалось, что она свершила самый правильный поступок в своей жизни. Благодаря Майлсу она узнала, что такое любовь. И еще она узнала, что любовь не ведает отказа. Она отдала Майлсу все, что могла отдать. Но это не было жертвой. Она получила не меньше, чем отдала.
В глубине души Синтия была уверена, что никогда не пожалеет об этом поступке, сколько бы долгих дней она ни провела в обществе сварливой старухи в Нортумберленде. Ибо в письме, которое она получила накануне, сообщалось, что ее наняли в компаньонки.
Майлс разбил ее сердце, как яйцо, но внутри его оказался… восхитительный мир. Взглянув на его лицо, она почувствовала щемящую боль в груди, но вместе с тем было ощущение покоя; а также готовность встретить любые испытания. Тот факт, что она любит и любима, давал ей силы и чувство безопасности, которое останется с ней навсегда.
Что ж, ей не суждено провести с Майлсом остаток жизни. Жизнь несправедлива, но это и делает ее интересной.
И возможно, ей повезло больше, чем она была вправе рассчитывать.
