Анн Голон - Анжелика. Королевские празднества
— Такой спутник может невероятным образом подчеркнуть красоту, хрупкость женщины и белизну ее кожи. Не правда ли, дорогой?
Тут Анжелика заметила маркиза де Варда, направлявшегося к ним. Ей совсем не хотелось снова встретиться с этим дворянином, который повел себя с ней так нагло и недостойно. При виде маркиза она тотчас вспомнила его грубый поцелуй.
Так что она торопливо распрощалась с графиней де Суассон и стала спускаться к садам.
— Кажется, прелестная Олимпия бросает полные вожделения взгляды на вашего стража, — сказал Сербало. — Ей мало официального любовника, Барда. Ей страшно хочется узнать, каков в любви этот мавр.
— О боже! Лучше поторопитесь, чем говорить такие гадости! — рассердилась Анжелика. — Лично мне страшно хочется узнать, не успели ли Лозен и д'Юмьер насадить друг друга на шпаги.
Мир вокруг нее рушился, а окружающие люди были такими бесчувственными и беззаботными. Ей казалось, что сама она, словно во сне, бежит, стараясь догнать что-то, что догнать было невероятно трудно, стараясь соединить в целое то, что распадалось на части. Все отодвигалось от нее и уплывало.
Они были уже на набережной, когда их окликнул чей-то голос и пришлось снова задержаться.
Незнакомый Анжелике вельможа подошел к ней и попросил ее уделить ему пару минут.
— Да, но я тороплюсь.
Он отозвал ее в сторону.
— Мадам! Меня послал Его Королевское Высочество Филипп Орлеанский, брат короля. Месье желает поговорить с вами по поводу графа де Пейрака.
— Боже мой! — прошептала Анжелика, и сердце ее сильно забилось.
Получит ли она какие-нибудь точные сведения? Ей не слишком нравился брат короля, чересчур разодетый и накрашенный, но она помнила, что в Сен-Жан-де-Люзе он играл важную роль на службе у Его Величества. Она помнила и о несколько двусмысленном восхищении, которое тот высказывал по поводу графа де Пейрака. Что ему известно о заключенном в Бастилию Жоффрее?
— Его Высочество ждет вас сегодня вечером в пять часов пополудни, — тихим голосом продолжал дворянин, — вы войдете в Тюильри и пройдете к Павильону Флоры, где находятся апартаменты Месье. Ни с кем об этом не говорите.
— Со мной будет служанка.
— На ваше усмотрение.
Он раскланялся и удалился, позвякивая шпорами.
— Кто этот дворянин? — спросила Анжелика у Сербало.
— Мессир де Лоррен, новый фаворит Месье. Да, де Гиш ему разонравился: он не слишком страстен в однополой любви и отдает предпочтение дамам. Хотя Месье уже тоже не пренебрегает женщинами. Говорят, его женят после вступления короля в Париж. И вы знаете, на ком? На принцессе Генриетте Английской, дочери несчастного короля Карла I, которого обезглавили англичане… Но его сын взошел на престол.
Анжелика слушала Сербало вполуха. Она почувствовала, что проголодалась. Ее аппетит никогда не сдавал своих позиций. Ей было немного стыдно за это, особенно в нынешних обстоятельствах. Чем питается Жоффрей в мрачной тюрьме, он, всегда столь утонченный?
Она украдкой искала взглядом продавца вафель или горячих пирожков, которыми можно было бы перекусить.
Дорога привела их к другому берегу Сены, к старой Нельской пристани, рядом с которой высилась башня.
Вот уже долгое время не существовало прежнего Пре-о-Клер, места сборищ студентов. Но между аббатством Сен-Жермен-де-Пре и старыми рвами находился поросший рощицей пустырь, где обидчивые молодые люди могли смыть кровью нанесенное их чести оскорбление, не опасаясь встречи с караульной стражей.
Приблизившись к этому месту, Анжелика и Сербало услышали крики, а вскоре увидели Лозена и д'Юмьера в расстегнутых, как и положено дуэлянтам, рубашках, набросившихся на Андижоса. Они рассказали, что должны были драться, и тайком попросили Андижоса прийти и во имя дружбы отменить дуэль, когда они уже будут на лугу. Но предатель спрятался за кустами и от души веселился, глядя, как «враги» изо всех сил тянут время, выискивая всякие предлоги: то якобы одна шпага короче другой, то туфли у одного слишком мягкие, а брюки другого слишком узкие, и тому подобное. В конце концов, когда появился посредник, они накинулись на него с упреками.
— Если бы мы были обыкновенные сорвиголовы, за это время мы уже могли бы сотню раз перерезать друг другу горло! — кричал Лозен.
Анжелика присоединилась к ним, напустившись на Андижоса.
— Вы думаете, мой муж пятнадцать лет содержал вас для того, чтобы вы занимались глупостями, пока он сидит в тюрьме? — вскричала она. — Ох уж мне эти южане!
Она схватила его за руку, отвела в сторону и стала умолять срочно отправиться в Тулузу, чтобы как можно быстрее привезти ей деньги. Андижос с пристыженным видом признался, что вчера вечером у принцессы Генриетты проиграл все, что у него имелось при себе. Анжелика дала ему пятьсот ливров и распорядилась взять с собой Куасси-Ба.
Когда они ушли, Анжелика заметила, что Лозен и д'Юмьер, как и их секунданты, также исчезли.
Она приложила руку ко лбу.
— Мне необходимо вернуться в Тюильри к пяти часам, — сказала она Марго. — Давай подождем в таверне, там мы сможем поесть и попить.
— В таверне! — повторила в негодовании служанка. — Мадам, такое место не подходит для вас.
— А тюрьма подходит для моего мужа? Я хочу пить и есть. Да и ты тоже. Оставим предрассудки и пойдем.
Она запросто взяла Марго под руку и оперлась на нее. Теперь она хорошо узнала свою служанку. Живая, пылкая, легко выходившая из себя Маргарита, или, как ее часто называли, Марго, была бесконечно предана семье де Пейрак.
— Может, ты тоже хочешь уйти? — внезапно спросила Анжелика. — Я понятия не имею, чем все закончится. Ты же видела, слуги сразу испугались, и, возможно, они были правы.
— Я никогда не следовала примеру слуг, — пренебрежительно отозвалась Марго, и ее глаза вспыхнули, как угли.
Ее оскорбило предложение графини де Суассон относительно Куасси-Ба, и все, что она видела в этом дворце, не шло для нее ни в какое сравнение с отелем Веселой Науки. После минутного размышления она добавила:
— В моей жизни самым важным было одно далекое событие. Помню, меня положили вместе с маленьким графом в заплечную корзину крестьянина-католика, который и принес нас в Тулузу к его родителям. Это было после массового погрома в моей деревне. Погибла и моя мать, его кормилица. Мне тогда едва минуло четыре года, но я помню все, до мельчайшей детали. Он был весь изранен и стонал. Я неловко вытирала кровь с его личика, а когда он мучился от жажды, просовывала ему немного талого снега между губами. И тогда, и сейчас — пусть бы я тоже умерла на соломе в тюрьме, но я его не оставлю…
