Жюльетта Бенцони - Опал императрицы (Опал Сисси)
– А что полиция? Она им все позволяет?
– А ее не спрашивают! Ей лучше не суетиться... Ну вот! Они идут сюда!
«Черные рубашки» действительно заинтересовались элегантно одетым пассажиром, который прибыл, на их взгляд, не соответствующим его виду образом.
– Вы откуда приехали? – спросил один из них с хриплым акцентом Романьи, даже и не подумав поздороваться.
– Из Местре, где я оставил свою машину. Это запрещено?
Другой, ковыряя в зубах, проворчал:
– Нет, по это подозрительно. Вы, наверное, иностранец?
– Я более венецианец, чем вы сами, и возвращаюсь к себе домой...
Твердо решив не уступать этим мужланам, князь уже собрался идти дальше, но грубияны еще не закончили выяснять его личность.
– Если вы здешний, скажите-ка нам, как вас зовут!
– Можете спросить у любого железнодорожного служащего: меня все знают!
– Это князь Морозини, – поспешил ответить носильщик, – и все в Венеции его очень любят, потому что он щедрый и великодушный...
– Еще один аристократишка из тех, что никогда в жизни ничего не делали своими руками?
– Ошибаетесь, приятель, я-то как раз работаю! Я антиквар... и честь имею кланяться! Пошли, Беппо!
И на этот раз князь решительно повернулся к ним спиной, проклиная себя за дурацкую мысль ехать поездом... Поездка по воде позволила бы ему избежать неприятной встречи. Князь поспешно отогнал мысль об этом столкновении, садясь в лодку гостиницы Даниели, водитель которой, приехавший за почтой, предложил его подвезти. Для него всегда было блаженством плыть по Большому каналу, и он хотел насладиться его красотой на закате, какие редки в преддверии зимы. Таких чудесных деньков – голубое небо и мягкий воздух, напоенный запахами моря, – в ноябре почти не бывает.
Однако, когда лодка свернула вправо, ко входу в рио Фоскари, Морозини был неприятно поражен: на пороге его дворца стоял мальчишка в черной рубашке с оружием на ремне, до того похожий на тех, что встретили на вокзале, словно доводился им младшим братом.
– Ну вот, – сказал служащий Даниели. – Похоже, у вас гости, дон Альдо? Что-то эти люди становятся чересчур назойливыми!
– Да, пожалуй, слишком! – сквозь зубы процедил князь.
И, не дожидаясь, пока незваный гость задаст ему хоть один вопрос, напал первым, поинтересовавшись, что тот здесь делает. Юный фашист сначала покраснел под гневным взглядом князя, но тем не менее ответил наглым тоном, который, похоже, был у них принят:
– Вас это не касается. А вам-то чего здесь надо?
– Вернуться к себе домой! Я – хозяин этого дома.
Тот нехотя посторонился и демонстративно не стал помогать выгружать вещи. Морозини поблагодарил лодочника и, бросив чемоданы посреди прихожей, направился к своему кабинету, по пути окликая Заккарию. Князь был очень чувствителен к атмосфере, и ему совсем не нравилась та, что царила в его доме. В душе исподволь зарождалась тревога.
Навстречу ему вышел Ги Бюто, такой бледный и взволнованный, что Альдо показалось, будто он вот-вот упадет в обморок. Он бросился поддержать своего наставника:
– Ги! Что случилось? Вам плохо?
– Да, от беспокойства, но, слава богу, вы здесь! Вы получили мою телеграмму?..
– Ничего я не получал. Когда вы ее отправили?
– Позавчера. Сразу после... несчастья!
– Наверное, я уже был в пути. Но о каком несчастье вы говорите?
– Чечина и Заккария... их арестовали фашисты. И все только за то, что хотели вышвырнуть вон этого человека, когда тот заявил, что поселится здесь... О, Альдо, мне кажется, я живу в кошмарном сне!
– Какого человека? Да говорите же, бога ради! Бюто, не в силах выдержать огненный взгляд, отвел глаза.
– Граф... граф Солманский. Он... он приехал два дня назад. Его привела сюда его дочь...
– Что?
На этот раз Альдо всерьез обеспокоился, что один из них сходит с ума, и, если это не Ги, тогда, значит, он сам. Солманский! Этот убийца, этот негодяй в его доме! И его привела Анелька?! Альдо дал себе несколько секунд на то, чтобы переварить новость, но, как ни старался, никак не мог ничего понять... Разве что самая хитрая из женщин сыграла с ним дьявольскую шутку, уверяя, будто прячется от своих родственников, чтобы лучше сбить со следа мнимых преследователей? В конце концов, не так уж это его удивляло. Анелька с первой же встречи ни дня не была искренней.
– Только не говорите мне, что они посмели здесь поселиться.
Посмели. Они явились в сопровождении фашистов. Вам, конечно, уже известно, раз вы звонили сюда в тот вечер – мне сказала об этом Чечина, – что она... эта женщина, которая выдает себя за вашу невесту, почти все свое время проводила здесь?
– ...благодаря этому юному идиоту Пизани, которому она вскружила голову и которому я надеру уши! Кстати, где он? Продолжает ворковать у ног своей красавицы?
– Нет. Он исчез после того, как она рассмеялась ему в лицо и назвала его дурачком. Наверное, где-то прячется, сгорая со стыда.
– И правильно делает: избавил меня от необходимости выставить его за дверь. Но расскажите мне про Чечину и ее мужа. Что, собственно, случилось?
Все произошло просто и быстро. Увидев, что отец и дочь Солманские вдвоем явились во дворец Морозини с оружием, с обозом и в сопровождении начальника чернорубашечников, узнав, что они собираются здесь поселиться, Чечина впала в один из величайших своих припадков ярости, исключительную силу которых с некоторым оттенком восхищения признавала вся Венеция. Слово за слово, и в ответ на то, что рассматривала как насильственное вторжение на свою территорию и вопиющую несправедливость, вспыльчивая неаполитанка выложила все, что она думала о новых хозяевах Италии. Результат сказался мгновенно: ее тут же схватили, а поскольку Заккария бросился на помощь жене, обоих арестовали за оскорбление священной особы дуче.
– Клянусь вам, Альдо, я сделал все, что было в моих силах, чтобы их отпустили, но Фабиани, фашист, который сопровождал этих Солманских, пригрозил, что меня ждет та же участь. Он заявил, что Солманский – личный друг Муссолини, что направить его на постой в нашем доме – знак исключительной милости и на это отвечают благодарностью, а не оскорблениями. Я попытался объяснить, что в ваше отсутствие более чем неудобно впускать под ваш кров посторонних. Мне на это ответили, что вашу будущую супругу и ее отца нельзя рассматривать как посторонних людей....
– Опять эта дурацкая женитьба? Я же не скрывал от... леди Фэррэлс своих мыслей по этому поводу!
– Может быть, она решила, что вы хотите испытать ее чувства или еще что-нибудь? Во всяком случае, мне пришлось смириться, чтобы не оставлять ваш дом без присмотра.
– Кто вас хоть в чем-нибудь упрекнет, друг мой? – сказал Альдо, которого искренне тронуло горе старика. – А сейчас они здесь?
