Мэдлин Хантер - Неисправимый грешник
– Кто знает, что он ищет.
– Данте, я уже сказала тебе, что ты не должен притворяться ради меня. Я знаю, что объяснить то, что он сделал, можно лишь одним. Он пытался заточить меня в тюрьму или избавиться от меня. Его легальные маневры лишить меня независимости не удались. Провалилось и покушение на мою жизнь. В коттедже есть нечто такое, что может представлять для него опасность, и он не хочет, чтобы это было кем-то обнаружено. Он боится, что будет раскрыто преступление.
– Да, это вполне вероятно.
– А преступление это наверняка очень серьезное. Я подозреваю, что в коттедже зарыто тело.
– Может быть, и что-то другое.
– Но не менее серьезное.
Данте не был уверен в том, что хочет, чтобы она знала так много.
– Но почему именно в коттедже, Данте? Ведь он мог закопать тело где-нибудь на своей земле.
– Если что-то произошло в коттедже или рядом, то легче было захоронить внутри, а не тащить тело куда-то далеко. Половицы скрыли могилу, а коттедж был свободен.
Дрожь пробежала по телу Флер. Она плотнее укуталась в одеяло.
– Ты уверен, что в нашем распоряжении ночь?
– Думаю, у нас не только ночь. Хилл задастся вопросом, что произошло с нами, после того как дождь прекратится. Он начнет поиски.
– Непохоже, чтобы дождь пошел на убыль.
– Мы проснемся и увидим солнце, дорогая.
Флер обхватила руками колени и положила на них подбородок. Сейчас, когда она сидела, укутавшись в одеяло и глядя в огонь, она выглядела совсем юной.
– Я не думаю, что Грегори сможет причинить нам зло сам. Даже если он однажды сделал подобную вещь, едва ли он способен совершить это сейчас. Одно дело – заплатить кому-то, когда тебя даже в городе нет, и совсем другое – Данте хотелось бы в это верить. Но если человек однажды ступил на эту тропу, ему скорее всего нетрудно вернуться на нее снова. Тем более если в противном случае он мысленно видит себя на виселице.
А если он не способен сделать это сам, то сможет Смит.
– Вероятно, у них хватит здравого смысла осознать, что единственный их шанс – это бегство, Флер. Они понимают, что слишком много людей знают, что мы находимся здесь, и станут нас разыскивать.
Похоже, это помогло. Руки Флер, обнимающие колени, разомкнулись и опустились. Она изменила позу и позволила одеялу упасть, словно больше в нем не нуждалась.
Данте встал и подошел к небольшому оконцу.
– Мы дождемся конца дождя, будем поддерживать огонь в камине, а завтра я поговорю с Грегори и Смитом. Не надо тревожиться, Флер.
Когда он открыл окно, чтобы подтянуть ставни, он заметил внизу крадущуюся тень. Тень двигалась по направлению к конюшне. Судя по габаритам, это был Смит. И шел он за лошадью.
«Собирается копать», —догадался Данте. Весьма сомнительно, чтобы он задумал выкопать старые кости. Скорее всего он намерен вырыть две новые могилы.
Данте повернулся и посмотрел на Флер. Волосы у нее были спутаны, ее наготу скрывало лишь одеяло. Она выглядела такой красивой при свете камина. Его охватило щемящее чувство. У него не было на свете ничего более дорогого, чем она. Жизнь без нее показалась бы ему пустой и никчемной. Он был ничтожеством до того, как она вошла в его жизнь. Забота о ней стала его первейшей необходимостью. Она была его смыслом, его жизненной целью.
Он плохо исполнил свой долг. Он не предполагал, насколько бесчестным может быть Фартингстоун. Она в глубине души догадывалась, что он выстраивает бастионы лжи ради своих собственных целей. Им нужно было доискаться раньше до причин, а не просто противиться его планам.
Данте пододвинул тяжелый комод к двери, не заботясь о том, что это услышат внизу. Он поставил его таким образом, чтобы заблокировать вход даже в том случае, если топором прорубят дверь. Кое-кого это не остановит, однако основательно задержит.
Он подошел к Флер и сел напротив, чтобы можно было видеть ее лицо, глаза, ее красоту.
У Флер испарился страх, когда она посмотрела на Данте, в груди разлилась приятная теплота.
Он обхватил руками ее лицо и стал страстно целовать ее в лоб и губы. Он словно забыл о времени и ситуации, в которой они находились. Сбросив с нее одеяло, он притянул ее к себе, заставив ее обвить ногами его бедра. Она оказалась сидящей, на нем. Они обнялись, и его одеяло также упало на пол.
Флер посмотрела на свою позу.
– Новая игра, которую ты мне обещал?
– Новая близость, чтобы я мог видеть тебя при этом замечательном свете. С тобой у меня никогда не было игр. Начиная с того момента, когда я впервые дотронулся до тебя.
Флер взглянула на его возбужденный фаллос и нежно его приласкала, вынудив Данте стиснуть зубы.
– Я не знаю, должна я испытывать ревность или счастье, Данте. Должно быть, второе. Мне неприятно думать о том, что ты позволяешь себе некоторые вещи с другими женщинами и не делаешь этого со мной, но мне нравится, что со мной у тебя в каком-то отношении все иначе.
Данте стал пальцами ласкать полушария ее грудей.
– С тобой все абсолютно иначе. Даже удовольствие совершенно иное. И потом, я вовсе не занимаюсь никакими играми с другими женщинами, Флер. Со времени тех дней в коттедже в Леклер-Парке. Даже тогда, когда мы оба считали, что мы никогда не будем делить друг с другом ложе, я не хотел никого другого. Я слишком полюбил тебя.
Она перестала ласкать его. То, как она посмотрела на него, перевернуло ему душу.
– Я считаю, что меня полюбил самый лучший мужчина на свете, Данте. И я ответила ему тем же.
Он заключил ее в нежные объятия, чувствуя вкус ее кожи, слыша, как бьется ее сердце. На сей раз все было совершенно иначе. Он не мог проследить, каким образом все это действует на него – на его чувства, его тело, сердце и даже на удовольствие, которое он испытывал.
Он приподнял ее ноги и вошел в нее. Он почувствовал, как им овладело глубокое удовлетворение, ощущение тепла и безмятежности. Он хотел бы вечно обнимать ее таким образом, видеть ее лицо, по которому пробегает дрожь удовольствия.
Они двигались медленно, наблюдая друг за другом, давая возможность страсти нарастать постепенно. Она осыпала его шею и грудь теплыми бархатистыми поцелуями. Ее тонкие пальцы гладили ему предплечья, спину и торс, в то время как он описывал круги вокруг набухших сосков.
Ее возбуждение нарастало одновременно с его. Пик ее страсти пришелся на тот момент, когда и он уже сходил с ума от надвигающегося оргазма. Их поцелуи сделались яростными, а ласки бурными и даже грубыми.
Они кончили одновременно, крепко прильнув друг к другу. Даже в момент оргазма он не потерял ее. Она была с ним, принадлежала всецело ему, содрогаясь от сладострастия вместе с ним. Ее пульс, ее любовь, все ее существо заполнили его, и они теперь были с ней единым целым.
