Елена Арсеньева - Город грешных желаний
Лицо Марко Орландини!
Он приблизился, склонился, заглянул в глаза Троянды. Григорий резко вытянул руку, пытаясь его остановить. Орландини слабо отмахнулся:
— Не бойся. Я ей ничего не сделаю. Это она сделала все, что могла… поквиталась со мной. — Он хрипло усмехнулся. — Думал, не было в моей жизни дня страшнее, чем тот, когда призрак Анисьи явился передо мной. Но нет… увидеть любимого брата в петле — это, оказывается, и есть самое страшное.
— Брата? — прошелестела Троянда сухими губами. — Он твой брат? Монах?..
— Он мой брат, монах. Потому я и продал тебя в монастырь, что не знал для человека участи хуже. Хотел, чтобы Анисья страдала на небесах, глядя на твои земные страдания.
Страдала?! Но ведь ты убил ее — за что же ей страдать еще? Это ты заслуживал бесконечных мучений! — вскрикнула Троянда.
— Успокойся, Дария, — примирительно махнул рукой Марко. — Господь и так покарал меня… Куда уж больше! Как это там говорится? «Замышляй и поступай как знаешь, но помни о последствиях». Да, все правда… а тебе тоже надо бы запомнить эти слова, хорошенько запомнить!
— Почему мне?
— Да потому, что это ты его погубила, разве нет?
— Это Цецилия, — прошептала Троянда, но Марко покачал головой:
— Придумала все Цецилия, но ты стала орудием. Ты — монахиня, которая совратила Гвидо! Цецилия призналась перед смертью в ваших кознях, ничего не утаила. Мы ведь знакомы с ней давно, еще с того дня, когда я продал тебя в Мизерикордию. И потом, когда понял, что не призрак Анисьи донимал меня в тот страшный день, а живой человек, и что только одна душа могла знать обо мне и Анисье, я снова пришел в эту проклятую богом обитель. Но Цецилия сказала, что тебя не достать, что ты сбежала к богатому любовнику. Я и не пытался…
Но ты… ты не успокоилась до тех пор, пока не отняла единственного человека на свете, которого я любил… после того, как умерла твоя мать.
— После того, как ты убил мою мать, — пробормотала Троянда, и Марко обреченно опустил голову:
— Убил, да… Но и ты должна была убить меня, а не моего брата. Почему ты погубила Гвидо?!
— Я не знала, что он твой брат, клянусь! — горячо сказала Троянда. — Я пыталась спасти монастырь, действовала по наущению Цецилии… да сгноит господь ее дьявольскую душу.
— Гнев господа ее настиг, — успокаивающе кивнул Марко. — И она это знала… она так и извивалась вся, будто ее уже поджаривало адское пламя, когда она ползала у меня в ногах и молила о пощаде. Но разве я мог пощадить ее, когда увидел, что Гвидо мертв?
Троянда взглянула на него, и слезы навернулись на ее глаза. Марко слабо улыбнулся:
— Тебе жаль меня? О да… спасибо тебе за это. Я ведь и за тебя отомстил, когда прикончил Цецилию, верно? Хотя сначала у меня и в мыслях не было ее убивать. Я угрожал кинжалом, да, но лишь пытаясь заставить ее помочь мне спасти брата. Я пробрался к ней ночью и так напугал, что она согласилась провести меня сюда через потайной ход. Я хотел увести его, а ее запереть здесь. Но он умер… умер задолго до моего появления!
— Он убил себя сам? — спросила Троянда, осторожно касаясь влажных мертвых волос.
— Да, сам. Он не стал ждать, пока закончатся его хлеб и вода и смерть придет за ним во мраке. Он шагнул к ней навстречу при свете, без страха. Как воин. Как мужчина! Он был настоящим мужчиной, а не просто телом в сутане!
— Да, — отозвалась Троянда, — он был мужчиной…
* * *Что-то шевельнулось рядом. Она подняла голову и почти удивилась, увидев Григория. Она и забыла о своих спутниках. А ведь они все время были здесь и слышали каждое слово этого странного разговора. И теперь Григорий понял — что он понял? А может быть, он толком не знает итальянского и все, о чем здесь говорилось, прошло мимо его ушей?
Ладно, сейчас это не важно. Надо уходить…
Вдруг Васятка, немо замерший в углу, резко шагнул к двери, ведущей в коридор, и сделал всем знак молчать.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь дыханием и потрескиванием фитилька в светильнике, и в этой тишине Троянда отчетливо расслышала торопливые шаги.
По коридору кто-то шел, и не один человек — несколько!
— Ключи! Принесите ключи! — послышался мужской голос.
— Они у аббатисы, — отозвался другой.
— Ну так сходите за ней. Пусть она покажет вам другой ход, перекройте его. Я сам слышал крик и голоса из этой кельи и должен удостовериться, что заключенный не сбежал.
— Ну, аббатису им долго придется искать, — пробормотал Марко, снимая с пояса Цецилии связку ключей. — Да и это — тоже.
— Надо уходить, — прошептала Троянда, — иначе они взломают дверь.
— Уходите, — кивнул Марко. — А я останусь с Гвидо.
— Останешься здесь? — ахнула Троянда. — Но ведь тебя схватят, осудят…
— Я уже сам себя приговорил, — слабо вздохнул Марко. — Уходи, спасайся! Только… напоследок скажи, что прощаешь меня!
Тяжело вздохнув, убийца Анисьи опустился на колени перед ее дочерью. Опустил голову, и тусклый свет позолотил обильную седину, покрывающую волосы, которые Троянда помнила жгуче-черными, зловеще-черными.
Слезы подступили к глазам.
Вся жизнь ее, вся ее загубленная, исковерканная жизнь пронеслась перед мысленным взором… И она заломила руки, замотала головой, чтобы не слышать тихого, отчаянного рыдания. Ей было жаль его, мучительно жаль, и все же она не могла переломить себя и даровать ему то прощение, о котором он просил.
И, верно, Марко понял, что молит о несбыточном. Тяжело поднялся; не глядя на Троянду, кивнул на темное зияние тайного хода:
— Ну, бог тебе судья. А теперь идите… нет, бегите! — вскричал он в следующую секунду, ибо в дверь вдруг заколотили чем-то тяжелым: верно, не найдя ключей, стража принялась сбивать замок.
Григорий шагнул к двери, выхватил кинжал, но Марко преградил ему дорогу. Глаза его были прикованы к Троянде:
— Нет, умоляю! Уведи их. Уходи сама, спасайся. Ты не можешь меня простить… что же, пусть так, но позволь мне хотя бы умереть за тебя!
Помедлив, Троянда кивнула. В этом она не могла ему отказать! И, перекрестив Марко на прощание, она взяла Григория за руку и потянула к потайному ходу, возле которого уже приплясывал от нетерпения Васятка. Он ринулся по лестнице, но Троянда задержалась: предстояло еще запереть дверь. Григорий тоже остановился. И пока Троянда искала секретную педаль, пока часть стены медленно и тяжело возвращалась на свое место, они могли видеть, как распахнулась дверь и несколько вооруженных людей ворвались в келью. Лишь на миг приостановились они при виде двух мертвых тел, простертых на полу, а потом всем скопом бросились на человека, в руке которого тускло поблескивало лезвие такого короткого по сравнению с их клинками ножа.
