К. Харрис - Когда рыдают девы
– O boro duvel atch pa leste[41], – предпринял виконт еще одну попытку.
Старуха фыркнула и ответила на том же языке:
– Где ты научился цыганскому?
– В Иберии.
– Мне следовало догадаться. Хитанос[42]… Они забыли истинный язык предков. – Отвернувшись, цыганка презрительно сплюнула, затем задумчиво оглядела Девлина, подмечая его темные волосы: – Ты мог бы быть ромом. Есть какое-то сходство. Вот только глаза... У тебя глаза, словно у волка. Или у jettatore[43]. – Гадалка коснулась сине-белого амулета, свисавшего на кожаной тесемке с ее шеи. Это был nazar, оберег от сглаза.
Себастьян видел, что Геро наблюдает за ними, старательно удерживая на лице безучастное выражение. Весь разговор велся на цыганском.
– Я хочу расспросить про леди, которая жила во втором доме от угла, – обратился он к старухе. – Высокая, молодая, с волосами каштанового цвета.
– Ты говоришь о той, кого больше нет.
Девлин кивнул.
– Вы видели, как она уходила из дома в прошлое воскресенье?
– Для рома все дни похожи один на другой.
– Но вы понимаете, о каком дне я спрашиваю, потому что на следующий сюда явился shanglo, задавал вопросы, и вы сказали ему, будто ничего не видели.
Собеседница ухмыльнулась, показав потемневшие от табака зубы:
– А почему ты думаешь, будто тебе я скажу что-то другое? А?
– Потому что я не shanglo.
Никто не вызывал у цыган большую неприязнь, чем shanglo – британские полицейские.
– Так вы видели, как леди с двумя мальчиками в тот день уходила из дома? – переспросил виконт.
Дневной свет сделался неестественно дымчатым, вокруг собеседников заклубился сырой, вязкий, заглушающий звуки туман. От реки доносился плеск невидимого весла, а где-то совсем рядом размеренно капала вода. В тот самый миг, когда Себастьян решил, что не получит ответа, цыганка заговорила:
– Да, они уходили. Но потом вернулись.
Девлин понял, что старуха видела, как Габриель Теннисон с племянниками отправилась утром в церковь.
– А после? К ним никто не являлся с визитом? Или они снова ушли?
– Откуда мне знать? Я недолго тут оставалась. – Темный взгляд перекочевал с виконта на его супругу. – Зато я видела вот ее.
Себастьян ощутил, как пересохло во рту, под волосами пробежали мурашки.
Морщинистые губы растянулись в усмешке, подчеркнувшей выступающие, угловатые черты лица.
– Не по душе слышать такое, да? Но это правда. Леди приезжала сюда, хотя не в тот день, а накануне, в желтой карете, запряженной четверкой вороных лошадей. Только дома никого не оказалось, и она сразу же уехала.
Словно почувствовав, что речь вдруг зашла о ней, Геро метнулась взглядом от мужа к гадалке и обратно.
– Что? Что она говорит?
Себастьян заглянул в темные, немигающие глаза старой женщины.
– Я хочу знать правду, какой бы она ни была.
– Ты уже услышал правду, – фыркнула цыганка. – Вопрос в том, что ты будешь с ней делать?
Супруги пошли вдоль края террасы. В белой пустоте их шаги отдавались приглушенным эхом, на лице ощущалась мглистая сырость. Противоположный берег, паромы на реке, даже верхушки высоких кирпичных домов по соседству – все исчезло в густой туманной мути.
Геро первой нарушила молчание, спросив:
– Где ты научился говорить по-цыгански?
– Одно время путешествовал с их табором на Пиренеях.
Серые глаза посмотрели серьезно и пристально.
– Ты собираешься сообщить мне, о чем рассказала гадалка?
– О твоем визите сюда в прошлую субботу. И не вздумай отпираться, потому что цыганка описала твою карету и упряжку. Ты не заметила старуху? Или просто понадеялась, что она тебя не узнает?
Губы Геро приоткрылись в быстром вдохе. Протянув «А-а», она отвернулась и устремила взгляд на занавешенную туманом реку.
Себастьян вгляделся в напряженный профиль, гладкую округлость щеки, выступившую на скуле легкую полоску предательского румянца.
– Мне приходит на ум единственное объяснение, почему ты скрыла от меня этот факт: здесь каким-то образом замешан Джарвис. Я прав?
– Отец утверждает, что не убивал Габриель.
– И ты веришь ему?
Ее заминка длилась секунду дольше, чем следовало.
– Верю.
– Прозвучало как-то неубедительно, – отрывисто хохотнул Девлин.
В тумане возникла фигура направлявшегося в сторону супругов мужчины – рабочего в грубой одежде, с поклажей, похожей на матросский вещевой мешок на плече.
Наблюдая, как румянец на скулах жены темнеет от гнева, Себастьян потребовал:
– Объясни мне, что происходит.
– Ты же знаешь, я не могу.
– Что ж, – звеняще рассмеялся он, – полагаю, вот и ответ на вопрос, кому принадлежит твоя преданность.
– Неужели? – Взгляд Геро вернулся обратно к лицу мужа. – Считаешь, я должна обмануть доверие отца ради тебя? Тогда ответь, ждешь ли ты, что я так же поступлю с тобой ради него? – Ладонь виконтессы легла на едва заметную выпуклость живота. – А через двадцать лет, если родится девочка, сочтешь справедливым, когда она предаст тебя ради человека, женой которого станет?
Когда Девлин промолчал, Геро продолжила:
– Разве ты сам абсолютно честен со мной? Может, откроешь, почему тебе нестерпимо находиться в одной комнате с собственным отцом? А про Джейми Нокса расскажешь? Объяснишь, почему отставной стрелок, простой трактирщик похож на моего мужа, словно родной брат? Ни один из нас не был до конца откровенен с другим, ведь так?
– Так, – признал Себастьян, и в этот момент проходивший мимо мужчина сбросил на мостовую свой мешок, резко развернулся и обрушил на спину виконта мощный удар дубинки. Из груди Девлина со свистом вышибло дыхание, боль бросила его на колени.
Безуспешно пытаясь достать из сапога нож и набрать воздуха в легкие, Себастьян видел, как незнакомец занес дубинку для следующего удара, а Геро рядом вцепилась в свой ридикюль.
Выхватив оттуда крохотный, отделанный ореховым деревом пистолетик, виконтесса взвела курок и в упор выстрелила в грудь злоумышленнику.
– Иисусе! – охнул Девлин, между тем как нападавший покачнулся и тяжело повалился наземь, подергивая каблуком поношенного ботинка по мокрой брусчатке.
А потом затих.
– Он мертв? – спросила Геро.
Держа наготове кинжал, Себастьян присел возле тела.
Неизвестный выглядел лет на сорок. Он был крепким и плотным, с темным от загара лицом и неровно остриженными русыми волосами. Из уголка рта сочилась тонкая алая струйка, глаза уже стекленели. Себастьян перевел взгляд на превратившуюся в кровавое месиво грудь.
