Джорджетт Хейер - Знатная леди
Однако она определенно пошла на поправку, и мисс Уичвуд, чувствуя себя чрезвычайно измученной, что было ей совсем несвойственно, уже предвкушала, как отдохнет в самые ближайшие дни, когда Джарби, раздвинув на следующее утро полог ее кровати, мрачно сообщила, что нянечка пожелала послать за доктором Тидмаршем, чтобы тот взглянул на мастера Тома.
Разбуженная столь грубым образом, мисс Уичвуд резко села на постели и дрогнувшим голосом произнесла:
– О, Джарби, нет! Только не говори мне, что у него инфлюэнца!
– В этом нет никаких сомнений, мисс, – безжалостно ответила горничная. – Нянечка заподозрила, что он заболел, еще прошлой ночью, и у нее хватило ума перенести кроватку с малышкой в гардеробную, так что можно надеяться, что крошка не подхватит инфекцию от мастера Тома.
– Хорошо, если так, – сказала Эннис, откидывая в сторону одеяла и соскальзывая на пол с кровати. – Помоги мне одеться побыстрее, Джарби. Я должна немедленно послать записку доктору Тидмаршу, а потом предупредить миссис Уордлоу, чтобы она запаслась лимонами, перловой крупой, цыплятами для бульона, и… не знаю, чем еще, но она сама разберется.
– В этом вы можете быть уверены, мисс; а что до доктора, то ее светлость отправила ему записку в ту же минуту, как только нянечка сообщила ей, что мастер Том заболел. Разумеется, – мрачно заявила она, протягивая чулки мисс Уичвуд, – теперь мы услышим, что инфекцию подхватила и ее светлость. И вот тогда начнется веселье!
– Ох, пожалуйста, не говори так, Джарби! – взмолилась мисс Уичвуд.
– Я пренебрегла бы своим долгом перед вами, мисс, если бы не предупредила вас об этом. По собственному опыту мне известна справедливость поговорки: «Пришла беда – отворяй ворота».
В любой другой день мисс Уичвуд лишь посмеялась бы над этими пророческими словами, но сегодня она сошла в столовую, снедаемая самыми дурными предчувствиями. Там она застала леди Уичвуд, которая ела гренки с маслом, держа маленькую дочку на коленях, и Лусиллу, которая наблюдала за этой семейной идиллией со священным трепетом. Мисс Уичвуд, зная, какое беспокойство и тревога одолевали невестку, когда ее детям угрожала какая-либо хворь, с облегчением отметила ее спокойствие. Наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку, она сказала:
– Мне больно слышать, Амабель, что теперь и Том стал жертвой ужасной инфлюэнцы.
– Да, это очень печально, – согласилась ее светлость и тихонько вздохнула. – Но этого следовало ожидать. Я так и думала, что он подхватит инфекцию у Марии, потому что она играла с ним в тот самый день, когда почувствовала недомогание. Но нянечка не считает, что болезнь будет тяжелой, и я вполне доверяю доктору Тидмаршу. Вчера, разговаривая с ним, я лишний раз убедилась в том, что он знающий специалист, что, впрочем, вполне естественно для доктора, практикующего в Бате. Самое же плохое заключается в том, – продолжала она, и глаза ее наполнились слезами, а губы задрожали, – что я не могу ухаживать за Томом сама. Когда он болеет, то всегда зовет свою маму, и я никогда не оставляла его ни на минуту! Однако я прекрасно понимаю, что должна сделать все от меня зависящее, дабы уберечь от инфекции малышку, и шутить такими вещами я не намерена. Я обсудила ситуацию с нянечкой, и мы сошлись на том, что она будет ухаживать за Томом, а я возьму на себя заботу о девочке. Что мне очень нравится, правда, моя сладкая?
Мисс Сюзанна Уичвуд, которая что-то лепетала себе под нос, счастливо улыбаясь при этом, отреагировала на ее слова громким неразборчивым агуканьем, которое ее мама интерпретировала как полное согласие, после чего принялась радостно пускать пузыри.
– Какая она у меня умница! – полным обожания голосом заявила леди Уичвуд.
Прибывший доктор подтвердил диагноз нянечки, предостерег леди Уичвуд, что вряд ли Том поправится так же быстро, как мисс Фарлоу, и предупредил ее, чтобы она не беспокоилась, если к концу недели у него изредка еще будет повышаться температура. Такое часто случается с непослушными и шумными маленькими мальчиками, которых просто невозможно заставить спокойно лежать в кровати. Как только недомогание ослабевает хоть немного, требуются усилия взрослого человека – или даже двух, – чтобы не дать им скакать по кровати и спрыгивать на пол, что непременно случается, стоит хоть на мгновение оставить их без присмотра.
– У меня самого двое маленьких негодников, миледи, – сообщил он ей с плохо скрываемой гордостью. – Такие же шустрые, как и ваш мальчуган, так что можете мне поверить, я знаю, о чем говорю.
Он похвалил ее за то, что она поступила очень мудро, оберегая свою маленькую дочь от риска инфекции, сделал комплимент крепким ручкам и ножкам мисс Сюзанны Уичвуд и ее здоровым легким и удалился, предоставив Амабель восторженно заявить Эннис, что он самый любезный и благожелательный доктор из всех, кого она когда-либо знала.
Известие о том, что Том заболел, вдохнуло новые силы в мисс Фарлоу. Поначалу она, правда, расплакалась и заявила, что уже никогда не осмелится посмотреть в лицо дорогой леди Уичвуд, но этот приступ меланхолии длился недолго. Ей предоставилась возможность доказать, что и от нее может быть реальная польза, и она ухватилась за нее обеими руками. Мисс Фарлоу отбросила в стороны шаль и плед, оделась и нетвердой походкой выступила из спальни, намереваясь разделить с нянечкой нелегкую задачу по удержанию Тома в постели. Нянечка с благодарностью приняла ее помощь.
– Нельзя отрицать, мисс Джарби, – сказала она, – что она трещит как сорока, и язык у нее болтается как помело, но она умеет обращаться с детьми и готова часами сидеть у изголовья, рассказывая им сказки и тому подобное и давая мне возможность передохнуть.
Казалось, мрачные пророчества Джарби не сбудутся, но двумя днями позже Бетти, молоденькая горничная, прислуживавшая мисс Фарлоу во время ее недомогания, тоже слегла с лихорадкой, о чем Джарби не преминула сообщить своей хозяйке с каким-то безжалостным удовлетворением.
– Все говорит о том, что я была права, мисс! – заявила она, распахивая дверцы большого гардероба, в котором висели платья мисс Уичвуд. – Я же говорила вам, что беда одна не ходит, и нам очень повезет, если, кроме Бетти, этой злосчастной инфлюэнцей не заболеет больше никто. Итак, что вы наденете сегодня: платье из голубого льняного батиста или из французского муслина с полосатым спенсером?[41]
– Джарби, – неуверенно произнесла мисс Уичвуд, – боюсь… что я тоже подхватила инфлюэнцу.
Джарби быстро обернулась. Мисс Уичвуд сидела на краешке кровати, по-прежнему одетая в ночную рубашку и, хотя дождливая ночь сменилась жарким, солнечным днем, ее била столь крупная дрожь, что у нее стучали зубы. Джарби метнула на свою госпожу один-единственный взгляд, оставила в покое французский муслин и поспешила к ней, приговаривая:
