Сюзанна Энок - Прелестная наставница
— Добрый день, Люсьен, — сказала Александра приблизившись.
Что ж, по крайней мере не лорд Килкерн и не милорд. Он подошел к решетке вплотную.
— Как поживает Шекспир?
— Благодарю, здоров.
— А ты?
— Тоже.
Продолжать в том же духе не было никакого смысла. В прошлом прямота себя оправдала, и теперь на нее была вся надежда.
— Ты перевернула всю мою жизнь вверх дном. Вот уж не думал, что это кому-то по плечу!
— Значит, вверх дном?
— Я хотел сказать, что ты все в ней изменила, заставила меня иначе взглянуть на мир, на людей, на себя самого. Ты совершила нечто столь грандиозное, что заслуживаешь всяческих похвал.
С минуту Александра молчала, упорно избегая взгляда Люсьена.
— Мой труд был щедро оплачен, — наконец выдавила она.
— Очевидно, недостаточно щедро, раз ты сбежала. — Люсьен невесело усмехнулся, протянул руку сквозь решетку и коснулся ее щеки. — Мне тебя недостает.
Она отпрянула.
— Верю! Тебе так нравится играть чужой жизнью, что волей-неволей придется подыскивать кого-нибудь на мое место, а это хлопотно.
— Это была игра вдвоем, — напомнил Люсьен. — Ни с кем другим мне этого не захочется.
Щеки Александры порозовели.
— Довольно играть словами! Зачем ты здесь?
— Я все еще тебе по душе, верно?
— Душа здесь ни при чем! К тому же я лишь усложнила тебе жизнь.
— Разве из нас двоих не я — виноватая сторона? Выходи ко мне, и давай погуляем.
— Нет. Лучше уезжай.
— Я как будто пытаюсь обольстить монахиню! — хмыкнул Люсьен, надеясь поймать в глазах Александры отблеск присущего ей юмора.
В самом деле, губы ее дрогнули.
— В прошлом это был монастырь, и теперь здесь мало что изменилось.
— Тогда стоило ли покидать подвал? Разве дело в размерах тюремной камеры? Дело — в отсутствии свободы! — Для наглядности Люсьен слегка потряс решетку. — Хотя бы подойди поближе!
— И не подумаю. Хочу напомнить, что в подвал меня запер ты, а это место я выбрала сама. Добровольное заключение — не чета вынужденному.
— Ты здесь только потому, что тебе некуда больше идти.
— Ошибаешься, теперь мне открыты любые пути. Я перестала быть отверженной, и все благодаря великодушной поддержке моего дорогого дядюшки.
— Прости, что все так вышло, но когда-нибудь тебе все равно предстояло помириться с герцогом Монмутом.
— Это еще почему?
— Потому что иначе ты осталась бы отверженной даже в браке со мной. Мой титул дал бы тебе богатство, но не отпущение грехов. Поддержка герцога Монмута обелила тебя в глазах света, и ты можешь со спокойной душой принять мое предложение.
Александра смотрела на Люсьена во все глаза.
— Это была не единственная причина для отказа?
— Я помню. — Он достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный лист пергамента и протянул ей сквозь решетку. — Вот, возьми. Надеюсь, теперь мы разом устраним все остальные причины.
— Что это? — Она поколебалась, но взяла лист.
— Прочти на ночь и, если можно, в одиночестве.
— А что будешь делать ты? Ждать за воротами до утра?
— Нет, я сейчас же выеду в Лондон. Роберт решил венчаться еще до конца сезона, пока все не разъехались по своим поместьям.
— Значит, мы снова расстаемся?
— Надеюсь, ненадолго, — твердо ответил Люсьен. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой, но просить больше не стану. Прочти то, что я тебе передал, и если вдруг почувствуешь охоту к перемене мест, найдешь меня в Балфур-Хаусе, где я останусь примерно до середины августа. — Он снова потянулся через решетку, но на этот раз Александра вовремя отскочила. — Помнишь, я как-то сказал, что однажды просить придется тебе?
— Не надейся понапрасну, — отрезала она.
— И все же я буду надеяться. — Уже тронув лошадь, он повернулся. — До встречи, Александра.
Он так ни разу и не оглянулся, уезжая.
Возможно, она предпочтет остаться в Гемпшире, но он по крайней мере сделал все, что мог.
Только когда дорога повернула за рощу, Люсьен обернулся. У ворот уже никого не было.
Александра торопилась к арочной двери школьного здания, пергамент едва слышно шуршал в кармане ее ротонды, словно что-то заговорщицки нашептывал. По ее щекам беспрерывно катились слезы, именно из-за этого ей и пришлось бежать от ворот — не хватало только, чтобы ее истерику заметили воспитанницы!
Когда она переступила порог, то уже плакала навзрыд и потому не заметила Эмму, пока не столкнулась с ней вплотную.
— Ох, прости!
Эмма молча протянула ей носовой платок, и Александра вытерла слезы.
— Совершенно невозможный человек! Мне не следовало к нему выходить.
— Надеюсь, вы объяснились?
— Мы сделали это еще в Лондоне, просто он не хочет ничего понимать. Все кончено, Эмма… Впрочем, ничего толком и не начиналось.
— Глядя на тебя, верится с трудом. Почему бы тебе не признать тот факт, что ты любишь этого человека?
С тяжелым вздохом Александра повернулась и направилась в жилое крыло. Эмма последовала за ней.
— Почему? Откуда мне знать почему! Не могу — и все! Быть может, потому, что он от меня этого ждет. Люсьен поставил себе целью вскружить мне голову… и добился своего!
— А это идет вразрез с твоими представлениями о любви, — хмыкнула Эмма.
— Он чересчур самонадеян, черт возьми!
С лестничной площадки послышалось дружное хихиканье, смутившее Александру. Опуститься до того, чтобы чертыхаться в присутствии воспитанниц!
— Мисс Галлант, вы расстроены, но это не оправдывает подобных выражений! — отчеканила Эмма. — Надеюсь, вы хотели сказать что-нибудь вроде «вот беда!», но обмолвились?
— Да, конечно, мисс Гренвилл. Больше подобного не повторится.
— Ну вот и славно. — Эмма взяла ее под руку. — Не унывай! Главное, что все позади. Сегодня концерт, и это тебя отвлечет.
Александра кивнула, в глубине души понимая, что ничего не позади и что концерт, как бы он ни удался, не отвлечет ее от мыслей о Люсьене ни на минуту.
Весь остаток дня она была слишком погружена в себя, чтобы реагировать на окружающее, хотя обычно с удовольствием присутствовала на еженедельном концерте, тем более что некоторые воспитанницы играли и пели великолепно. Ей все никак не удавалось забыть о листе пергамента, ждущем своего часа в ее комнате, в ящике туалетного стола.
Что в нем? Обещание оставить ее в покое? Ведь именно этого она хочет, мечтая жить в гордом одиночестве, в стороне от чужих интриг, от искушений, от страданий…
Но неужели она сможет забыть о том, как чудесно быть рядом с Люсьеном, обсуждать с ним тысячи самых разных вещей, как упоительно, находиться в его объятиях? Если бы можно было стереть все это из памяти! Тогда ее жизнь пошла бы дальше своим чередом.
