Гелена Мнишек - Прокаженная
— Она… в точности она… откуда это сходство? Что это, о Боже?
Помолчав, шепчет, едва ли не охваченный ужасом:
— Имя, краса, возраст, очарование — все, как у той… Боже, мой Боже!
Он стоит, словно прикованный к колонне, неотрывно глядит на стройную фигурку в розовом, открывая все новые черты сходства, все сильнее раня душу:
— Тот же характер, манера держаться… движения… голос! Неужели она возродилась вновь в этой девушке?
И внезапно задрожал всем телом:
— Неужели и Предначертание повторится? Неужели это — рок нашей семьи? Боже, смилуйся!
Расстроенный пан Мачей избегал внука, боясь даже встретиться с ним взглядом.
После мазурки дамы и господа разошлись по зимнему саду и оранжерее. Некоторые прохаживались в огромном, пышно убранном холле, словно бы дополнявшем бальный зал. Оттуда вели ступени на вычурную железную галерею, пролегавшую вдоль стеклянных стен зимнего сада. Потолок в холле был украшен барельефами, представлявшими сцены сражений и конные полки на марше. Стены были окрашены в голубые тона, а пол выложен бесценной венецианской мозаикой.
Всем было весело. Веера колыхались медленно, пылко, вяло, настойчиво, равнодушно… Повсюду слышались громкие разговоры и тихие шепотки уединявших пар. Электрические лампочки, искусно укрытые среди пальм и цветов, бросали разноцветные блики на обнаженные плечи дам, отбрасывали на лица меланхолические тени.
Вальдемар разыскивал Стефу, но постоянно кто-нибудь заступал ему дорогу, спеша завязать разговор. После долгих поисков майорат увидел меж пальмами розовое платье, услышал ее веселый молодой голос и остановился, пытаясь рассмотреть, с кем она говорит. Рядом с ней увидел Трестку, чуть подальше — панну Риту в компании местного доктора. Трестка что-то оживленно говорил с крайне серьезной физиономией. Охваченный любопытством, Вальдемар подошел поближе: «О чем они говорят столь живо?»
— Скажу вам откровенно, — молвил Трестка, — вы решительно изменились к лучшему. Не скажу, чтоб вы стали еще прекраснее, вы и раньше были очаровательны, но некие перемены налицо — и в том наша заслуга.
— Это каким же образом?
— В вас чувствовалась порода, но некая робость портила весь эффект.
— Значит, изменения — к лучшему?
— Ого! В этом наряде вы восхитительны. Представляю себе Наполеона на моем месте…
Стефа рассмеялась:
— А при чем здесь Наполеон? Вы так подумали из-за моего костюма? Но разве я похожа на Жозефину Богарнэ?
— Вы ужасно добродетельны, если связываете Наполеона исключительно с Жозефиной…
— Неужели я похожа на Марию-Людовику?
— О, что вы? Это была глиста, не женщина! Стефа засмеялась:
— Вы великолепны! Разве можно проводить такие сравнения?
— Но сравнить ее с глистой — менее ужасно, чем позволить такую дерзость и сравнивать с вами!
— Ах! Я это должна считать комплиментом и поблагодарить? Простите, но я никогда не благодарю за комплименты…
— Но ведь любите их, правда? Вот только мои комплименты вас что-то не вдохновляют. Будь тут Наполеон…
— Дался вам Наполеон! Он что, тоже говорил комплименты?
— Ему говорили!
— Но уж наверняка не женщины?
— Не скажите, панна Стефания! Поклонниц он считал на дюжины! Вижу, вы плохо знакомы с наполеоновской эпохой.
— Извините, я ее хорошо знаю.
— Со всеми подробностями?
— Надеюсь, граф!
— Тогда начнем экзамен: какая из поклонниц была с ним под Трафальгаром[79] какая — под Березиной, какая — в ущельях Самосьерры?[80]Он ведь и под Самосьеррой ухитрялся флиртовать. Ну-ка, панна Стефания!
— Ответьте на ваши вопросы сами и заранее поставьте себе пятерку, а я сразу скажу: браво лучшему ученику! И довольно экзаменов, пусть будет «браво», но никаких «бис!», занавес опустился!
И Стефа весело упорхнула.
— Умеет и шутить, и защищаться… — буркнул Трестка.
Сегодня Стефа подвергалась атакам со всех сторон. Едва она отдалилась от Трески, на пути у нее блеснул монокль ее неотлучного обожателя по выставке. Девушка попыталась разминуться с ним, но он, опередив Вальдемара, загородил ей дорогу:
— Панна Стефания, вы меня сегодня сушим образом тираните! Я от вас не дождался и словечка, а из танцев получил один этот нудный вальс!
— Пан граф, разве вам этого не довольно?
— О нет! Вы сегодня выглядите, как королева, но вы — безжалостная королева, немилосердная к своим верным подданным.
— Правда? А кого вы считаете моими подданными?
— Прежде всего — себя.
— Выберите себе другого сюзерена. Для обеих сторон это будет выгоднее.
— Я роялист и храню верность своей королеве!
— Но, граф, своим сегодняшним костюмом я представляю республику!
— Ничего. У вас все равно на голове корона. Но у меня нет ни малейших шансов, особенно здесь, среди пальм, меж которыми вы так искусно скрываетесь.
— Прекрасные пальмы!
— Как все в Глембовичах. Дамы даже майората называют чудесным.
— Вы с этим не согласны, пан граф?
— А вы?
Стефа чуть смешалась, но быстро нашлась:
— Майорат соответствует всему, что окружает его.
— Значит, он все же чудесен?
— О нет! Я люблю чудесные вещи, но не выношу чудесных людей.
— Вы сами себе противоречите…
Стефа присела в изысканном реверансе на старинный манер:
— Monsieur, je suis enchantйe.[81]Засмеялась и исчезла за деревьями. Граф целеустремленно направился следом. Слышавший все Вальдемар провел рукой по лбу.
Шепнул, довольный:
— Как она умеет от них отделаться! И они ее ничуть не интересуют.
И решил непременно отыскать ее.
Она сидела на мраморной скамеечке с княжной Лилей Подгорецкой в окружении нескольких господ и дам. Когда Вальдемар приблизился, Стефа обернулась к нему:
— Пан Михоровский, просим на международный конгресс! Здесь многие в костюмах самых разных народов. Мы дискутируем, одних привлекает менуэт, другие хотят еще полюбоваться пальмами…
— А вы к какому лагерю принадлежите?
— Я не умею танцевать менуэт и потому нейтральна.
Меня выбрали судьей.
— Значит, в моем вмешательстве нет нужды? Арбитр здесь уже есть…
— Но вы примкнете к одному из лагерей?
— Я — за менуэт. А большинство?
— Тоже. Значит, дело решено, — и она изящно взмахнула веером. — Судебное заседание закрывается…
Распорядитель, молодой князь Гершторф, выбежал в зал. Вскоре зазвучала музыка. Менуэт наплывал меланхоличными, звучными волнами. Стефа и Вальдемар стояли в дверях оранжереи под огромными фестонами роз и зелени.
— А вы не будете танцевать?
— Нет, панна Стефания.
— Но вы голосовали за менуэт?
