Лариса Шкатула - Жена русского пирата
В Москве, в ОГПУ дело поручили самому опытному следователю, в прошлом подпольщику и экспроприатору — с помощью краж и налетов на банки и ювелирные магазины он доставал деньги для партийной кассы — Акинфию Семилетову. Из этих денег Акинфий не брал себе ни копейки, отчего у партийцев считался человеком честнейшим и вернейшим. Сам он верил, что среди окружающих его людей честных нет и на его месте ни один бы не удержался и наверняка запустил лапу в эти деньги. Иными словами, он считал жуликами все человечество и оттого смотрел на всех свысока и никому на слово не верил.
Вывести Семилетова из себя было невозможно: и с друзьями, и с арестованными он был одинаково холодно вежлив. С арестованными, впрочем, лишь до тех пор, пока они не начинали ему перечить и "строить из себя невинных ягнят". Друзей как таковых у него вообще-то и не было, потому что дружба подразумевает прежде всего доверительность, а кто бы стал доверяться змее…
Среди коллег Семилетов считался мастером по раскрытию всевозможных заговоров — и где он их столько находил?!
Дело, попавшее сейчас к нему, было сложным ещё и оттого, что в него оказался замешанным один из руководителей государства. Не мог же следователь, пусть даже такой важной организации, как ОГПУ, допрашивать наркома?! Но Акинфий находил выход и из более запутанных ситуаций. Поэтому он послал Льву Давидовичу вежливое письмо с просьбой (не с требованием же!) прояснить некоторое обстоятельства этого сложного дела и даже приложил копии основных документов. В конце концов, уже одно обстоятельство требовало особого к нему отношения — был злодейски убит офицер Реввоенсовета. О своем мнении, что это могло быть обычное сведение счетов между сообщниками, Семилетов, естественно, не сообщил.
Если идти по этому пути дальше, в конце его вырисовывался отличный заговор! Но впервые за годы своей работы в "чрезвычайке" Акинфий заколебался — заговор заговору рознь! Если обвинить в нем офицеров высшего органа страны, такие круги по воде пойдут, самому Акинфию Семилетову может не поздоровиться. Схарчат и глазом не моргнут, потому что слишком много знает!
Троцкий прислал собственноручно написанное письмо, в котором он отвечал на все вопросы следователя и благодарил его за присланную информацию. Он сообщил — будто почувствовал! — что в преданности кавторанга Романова не сомневается, как и в том, что Рагозин Савелий Николаевич не мог отправиться вместе с ними, так как накануне отъезда полковник бесследно исчез из своей квартиры на Тверской.
Посыльный, отправленный с пакетом к поезду, на котором уезжал Романов с товарищами, в штаб не вернулся. И вообще, живым его больше не видели. Впрочем, мертвым тоже.
Лев Давидович любезно сообщил содержание запечатанного в пакете предписания офицеру Романову Александру быть ответственным за проведение операции, так как другого командира в их группе не будет.
Там же вниманию следователя предлагался словесный портрет настоящего полковника Рагозина. При самом беглом ознакомлении с ним становилось ясно, что речь идет о совершенно разных людях. Отдельно была приложена справка об отличительных приметах Рагозина, на случай, если в их ведомстве появится неопознанный труп. Семилетов и сам бы догадался это сделать. Он вызвал приданного ему в помощь молодого лейтенанта и приказал связаться на этот предмет с уголовным розыском. Ответ не заставил себя ждать — у розыскников действительно "висел" труп с аналогичными приметами. Причина смерти — колотая рана в спине…
Семилетов разложил перед собой веером документы дела и принялся думать. О заговоре приходилось забыть, хотя начали же офицеры самостоятельно искать клад, не поставив в известность соответствующие органы — тут, как минимум, преступное легкомыслие, игра на руку врагу! Драгоценности-то тю-тю? Небось на огромные тысячи! Впрочем, об этом можно только гадать.
Получалось, что враг действовал в одиночку. Ну хорошо, этого лже-Рагозина он подаст в розыск. А помощник?
Нельзя ему, следователю Семилетову, не отыскать в этом запутанном клубке хотя бы одной нити!
Но это Акинфий только думал так красиво — про запутанный клубок, на самом деле распутывать нити он не умел. Да и не хотел. Это вам не ювелирный магазин брать! Риск, конечно, но зато каков результат! А здесь возишься со всякой нечистью — нужно ли? Сам его начальник товарищ Петерс говорил, что большевикам некогда суды устраивать!
С лупой пусть угрозыск ползает. У политуправления свои методы, и насчет признания обвиняемых они гораздо эффективнее.
Он, как всегда, оказался прав: жительница кубанского хутора Копанского Глафира Тимофеевна Рубайло на очередном допросе в ОГПУ призналась в преступном сговоре с… — тут получался прочерк, потому что обвиняемая не знала подлинного имени своего сообщника, выдававшего себя за полковника Красной Армии Рагозина Савелия Николаевича. По замыслу лже-полковника Глафира должна была отравить одного из офицеров, выполнявших важное правительственное задание. Что она и сделала, подсыпав в борщ — тут Акинфий чуть было не поставил ещё один прочерк: в самом деле, откуда в глухой деревне яд? — порошок, переданный ей сообщником.
Захлебываясь слезами, бедная крестьянка подписала "признание" и отправилась на двадцать пять лет в далекие морозные места…
***Через два дня после отъезда мужа Наталья Романова проснулась на рассвете, вся в слезах и холодном поту. Ее муж Александр во сне стоял рядом с каким-то незнакомцем, держащим в руках кинжал. Поза незнакомца была вовсе не угрожающей — кинжалом они только что открыли средних размеров деревянный сундук, полный золотых монет и всевозможных драгоценных украшений — перстней и колец, крестов на массивных золотых цепях, сверкающих диадем… Окружал стоящих почему-то плотный туман, сквозь который Наталья видела метрах в пяти от них неподвижно лежащую фигуру человека.
— Куда запропастился Василий? — спрашивал в это время Александр. — Да его не за топором, за смертью только посылать! Мы и кинжалом легко открыли… Посмотри, Савелий, подобное колечко носила когда-то моя мама.
Он стал наклоняться над сундуком, и тут же напрягся стоящий рядом с ним человек.
— Саша! — закричала во сне Наталья. — Сашенька, не поворачивайся к нему спиной! Саша!
Она кричала, но слова изо рта вытекали медленно, будто вязкая тягучая масса, и её муж медленно падал вниз лицом с кинжалом в спине…
ГЛАВА 22
В гостях у Гапоненко был Аристарх Викторович Первенцев, отец Константина, который пять лет назад привез в Москву Дмитрия и Катерину.
