Роберта Джеллис - Рыцарская честь
— Элизабет, тут Роджер ничего не говорит, чтобы ты уезжала! Он сердит, это так, и ты не должна выводить его из себя самовольными действиями, даже если тебя и обидели его слова… И должна сказать, что тебе не на что обижаться. На твоем месте, говорю это дружески, я бы сейчас без его указания никуда не уезжала. Сама знаешь, что получается, когда поступаешь ему назло. — Леди Херефорд не могла удержаться, чтобы не сказать это, и Элизабет потупилась, но преднамеренное напоминание ее греха против ожидания не причинило ей большой боли. — Если ты решила уезжать лишь потому, что он просит тебя быть доброй снохой, можешь не беспокоиться. Мне это вовсе не нужно, а ему больше ничего говорить не стану, раз он не желает слушать моих советов.
Это было очень мило с ее стороны, и Элизабет сама поделилась с ней некоторыми обстоятельствами.
— Я еду по его распоряжению. Об этом он просил меня во вчерашнем письме. Мне надо отправиться в Честер. Вернусь, как только смогу.
Элизабет по-прежнему не хотелось уезжать, она все еще сомневалась, сумеет ли уломать отца, но теперь она решила попытаться. На ее решение повлиял жесткий выговор от Херефорда, вызвавший в ней легкое раздражение, на которое, ей казалось, она была уже не способна. Еще более важным оказалось краткое и решительное заявление Роджера в письме матери, что жена ему нужна и без нее он не может. Здесь Элизабет невольно улыбнулась: эти слова предназначались не ей. Ах, как бы она могла подколоть его за позу мужа-деспота, который и не подозревает, что две женщины, даже не любя друг друга, могут объединиться против мужчины, намеренного их вышколить!
* * *Необычайно холодный и дождливый март сменился теплым и солнечным апрелем. На мирных полях честерских угодий появилась нежная зелень молодых всходов. Дымка такой же нежной зелени окутывала ветви дуба, бука, лиственниц и осин, обещая щедрую тень и летнее великолепие. По пути к родному дому на сердце Элизабет стало удивительно легко, и она стала мурлыкать какую-то песенку, где говорилось о приходе весны. В самой глубине души оставалось что-то отчаянно черное, что могло всплыть наружу, оглушить и сломить ее, но это было очень далеко. А впереди ее ожидало немало приятного и радостного, хотя встреча с отцом поначалу была какой угодно, но только не радостной, потому что битье, о котором Элизабет все время говорила, она получила от Честера. О ее прегрешении он узнал от Линкольна, который с большим удовольствием поиздевался над своим сводным братом за негодное воспитание дочери. Вдвойне разъяренный ее поступком и срамом, который этот поступок на него навлек, он встретил Элизабет оплеухой, уложившей ее на землю. Она поднялась, и он с воплями набросился на нее снова. Честер решил, что она приехала к нему просить защиты от гнева мужа. Загораживаясь от его ударов, она сначала пыталась ему что-то объяснять, но Честер был невменяем, продолжал ее колотить и проклинать. Она была уже вся в синяках и сама разозлилась не на шутку. То, что ее не понимают и даже не хотят выслушать, привело Элизабет в ярость и полностью освободило от депрессии. В конце концов она применила свой старый способ защиты: сама обложила его крепкими солдатскими выражениями и схватилась за свой маленький кинжал. Честер знал на опыте, что этот кинжальчик может больно ранить, и отступил. Отец и дочь стояли друг против друга пунцовые от бешенства и тяжело дышали.
— Вон отсюда, — крикнул Честер, — вон! Чтобы ноги здесь твоей не было! Херефорд тебя убьет и правильно сделает. Иди прячься в другом месте!
Внезапно его гнев сменился выражением глубокого уныния.
— Элизабет, почему?! Как ты могла! Зачем?
— Не буду тебе отвечать, хоть убей меня на месте! Можешь обо мне не беспокоиться. Я уйду. Дай мне горы золота, я не пробуду здесь и часа дольше, чем мне надо. «Прячься!» Я лучше тебя защищусь и от Херефорда, и от кого хочешь. Я скорее сдохну, чем попрошу твоей помощи! — Она перевела дух и сказала спокойнее: — Я приехала по поручению мужа и только ради него одного имею с тобой дело.
— Да что он, с ума сошел, доверять тебе после этого! Не может быть! Он еще в своем уме.
Элизабет сразу пришло на ум решение ее задачи, и гнев ее мгновенно утих. В своем падении она растоптала гордость, и это оказалось на руку! Иначе она не смогла бы заставить себя произнести слова, которые приготовилась сказать:
— У него не было другого выхода. Он не мог послать гонца мимо Шрюсбери. Он и мне, дуре проклятой, не мог многое доверить, поэтому он ничего не передает, кроме просьбы собрать вассалов, набрать наемников и быть готовым на вторую неделю мая.
В довершение она показала ему первое письмо Херефорда, и Честер, поверив ее объяснению, больше ничего не спрашивал. После этого препятствия все было уже легко. Честер охотно согласился сделать, что его просили, таким образом Элизабет удалось то, в чем надежды на успех, казалось, не было. Их шумная ссора других последствий не имела. Элизабет несколько недель провела с отцом, восстановила за это время с ним мир и увидела, как начало собираться войско. Она была счастлива. Лишь одно темное облако омрачало светлый горизонт: от Роджера снова не было никаких вестей. Страхам она не поддавалась и, пока могла, радовалась весне и своему успеху.
* * *На истерзанном войной юге, по которому ехал Роджер Херефорд, весна являла совсем другое лицо. Поля оставались невозделанными, часто попадалась выжженная стерня — след прошлогодних набегов; немногие уцелевшие на этих землях крестьяне прятались по оврагам или, обессилев от голода, с протянутой рукой просили милостыню. Херефорд бросал им медные монеты или приказывал оставить мешок с зерном, но чаще просто не обращал на них внимания: картина бедствия была всеобщей, и чувства притуплялись, а кроме того, его одолевали свои заботы. Солсбери и Джон Фитц Джильберт справились со своей задачей и приступили к новой; они с Вальтером взяли Бамптон, а замок Харвелл сдался им без сопротивления. Сейчас Вальтер занялся осадой Шривенхема. Если он возьмет его, Фарингдон будет фактически окружен. При воспоминании о Фа-рингдоне у него под ложечкой шевельнулся червячок: под Фарингдоном он едва не потерял все — речь шла не о жизни, а о его чести и власти. Он отогнал неприятные мысли: очередь Фарингдона не пришла. Может быть, когда они с Генрихом вернутся из Шотландии, но не сейчас.
Генриха он ждал с нетерпением. Во-первых, с приездом герцога Анжуйского сразу облегчается его бремя ответственности; во-вторых, вступают в действие огромное влияние молодого политика и его неукротимый, если выражаться осторожно, оптимизм. С прибытием юного претендента на трон шаткие союзники Херефорда обретут стойкость, к ним присоединятся многие другие, кто ранее не верил, что Генрих сдержит свое обещание и приедет. Независимые дворяне скорее будут сдавать свои замки, потому что Генрих может надежно подтвердить их права на землевладения, тогда как Херефорд мог только обещать это.
