Энн Стюарт - Месть по-французски
— Сомневаюсь, что она согласится, — пробормотал Николас. — Она считает, что я разрушил ее жизнь, и нельзя сказать, что она так уж не права. А если она настолько глупа, что согласится, ее шансы обрести счастье равны нулю. Ты ведь знаешь, что над родом Блэкторнов тяготеет проклятье.
— Меня уже тошнит от этой чепухи! — резко сказал Тони. — У тебя, конечно, предки еще те, да и ты от них старался не отставать. Но это не значит, что ты не можешь измениться. Если захочешь.
— С чего бы вдруг мне этого захотеть?
— Думаю, что тут нечего объяснять. Почему ты ей не скажешь этого?
— Что именно я должен ей сказать?
— Что ты любишь ее, дружище! Мне это, например, ясно, хотя я и видел-то вас вдвоем совсем недолго. Не исключено, что она и сама все знает, но, держу пари, ты ей этого не говорил.
— Тебя это не касается, черт побери!
— То-то ты из меня чуть кишки не выпустил. Если ты действительно хочешь на ней жениться, скажи ей, что любишь ее. Поверь мне, это не так уж сложно.
Чувство юмора у Николаса взяло верх.
— Пожалуй, нам стоило обсудить это до того, как я тебя чуть не убил. Не думаешь?
— Да ладно, я от тебя другого и не ждал, — махнул рукой Тони. — Но на твоем месте я бы покончил с этим вопросом прямо сейчас. Иди к ней и скажи правду.
Глаза Николаса снова сузились.
— А у тебя и в самом деле нет в этом личного интереса?
— Есть, да еще какой! Я дал слово, что, если Жаклин с тобой не останется, мы возьмем ее с собой. Тогда она станет третьим лишним в нашем милом медовом месяце, а ты наверняка опять на меня набросишься. И на этот раз мне может повезти меньше.
— Она никуда не поедет! — резко сказал Николас и, пошатываясь, направился к двери. Но его остановил внезапно появившийся Тавернер.
— У нас снова неприятности, Блэкторн, — сказал он. — Они исчезли. Обе.
Франция
23.
Жаклин и Эллен добрались до места своего назначения лишь через неделю. Маленькое горное селение под названием Ланте находилось в двух днях езды от границы, и Жаклин не уставала повторять себе, что ради брата она пробудет на французской земле столько, сколько будет нужно.
Путь через Италию был сравнительно нетрудным. Они ехали верхом, но во Франции этого нельзя было себе позволить. Как только они пересекли границу, Жаклин все взяла в свои руки. Они переоделись в крестьянскую одежду и наняли фермерскую тележку. Они спали на сеновалах, ели хлеб с сыром и пили грубое красное вино, а если какой-нибудь мужчина по глупости пытался приставать к ним, то Жаклин быстро отваживала его с помощью крепких слов. Так что бедняга больше не заблуждался по поводу того, что две одинокие крестьянки на дороге наверняка доступны.
Жаклин была полна решимости. Она отказалась от Николаса, единственного мужчины, которого когда-либо любила, и сердце ее разрывалось на части. Но если она сейчас найдет своего брата, то все-таки в этом жестоком мире у нее будет родная душа. И она никому не позволит встать на ее пути.
— Что бы ты ни делала, не произноси ни слова, — поучала она Эллен, когда они остановились возле убогого постоялого двора. — Ты — моя слабоумная кузина из Дьеппа. Ты ничего не понимаешь и не говоришь.
— Но почему? — возмутилась Эллен. — Я хорошо владею французским!
— Ты говоришь на языке знати. Между ним и языком, на котором говорит народ, огромная разница. А потом, у тебя все равно английский акцент. — Жаклин нахмурилась. — И вообще, ты должна меня слушаться. В конце концов, это ведь ты настояла на том, чтобы ехать со мной.
— Я не могла отпустить тебя одну. Я тебе нужна, — сказала Эллен. — Ты думаешь, что сама со всем можешь справиться, но ты ошибаешься. Люди тебе нужны.
— Да, — согласилась Жаклин, глядя на постоялый двор. Именно здесь она надеялась узнать что-нибудь о брате. — Мне нужны люди…
Она все время думала о Николасе. Недолюбленный мальчик, агрессивный мужчина, нежный любовник, потерянная душа. К нему рвалось с каждым ударом ее сердце. И она знала, что так будет всегда.
— Мы что, идем в эту таверну? — прошептала Эллен, тщетно стараясь скрыть страх.
Жаклин с усмешкой взглянула на нее.
— Нам попадались и похуже. Не волнуйся, ты выглядишь как надо. Очень кстати, что одежда тебе мала. Если бы ты еще и пахла так, как выглядишь! Мы можем взять немножко навоза…
— Рада, что тебя это забавляет, — поджала губы Эллен. — Но без навоза я как-нибудь обойдусь. Я постараюсь, чтобы ко мне никто близко не подходил.
— Конечно, забавляет, — улыбнулась Жаклин. — Один человек говорил мне, что в этой жизни надо либо смеяться, либо плакать. Я уже достаточно наплакалась.
Очевидно, что-то в голосе выдало ее, потому что Эллен негромко спросила:
— А как же Николас?
— А что Николас? — Жаклин попыталась скрыть свои истинные чувства. — Надеюсь, сейчас он уже понял, что все к лучшему. Ему не нужно больше нести за меня ответственность, и он может вздохнуть спокойно.
— Ты хочешь сказать, что Николас способен обременять себя чувством ответственности за кого-то? — спросила Эллен в полном изумлении. — Жаклин, ты провела с ним не так уж мало времени. Пора бы тебе уже в нем разобраться.
— Я знаю его лучше, чем он знает самого себя. И я должна спасти его от самого себя.
— Господи, Жаклин, вечно ты кого-нибудь спасаешь! Ты спасла меня, пытаешься спасти брата. Может, пора уже подумать и о себе?
Жаклин криво усмехнулась:
— Ты хочешь сказать, что я должна спасти саму себя? Вряд ли я того стою.
Она поежилась. В горах было прохладно, и грубая крестьянская одежда не защищала их от холода. Вот бы оказаться сейчас у горящего камина, получить мягкий тюфяк и горячую еду… Но это потом. Сейчас она должна найти старьевщика.
— Пошли, Агнес, — сказала она.
Эллен наморщила носик.
— Лучше бы ты меня как-нибудь назвала по-другому. Даже по-французски это звучит некрасиво.
— Это-то и хорошо, Агнес. Тихо. Нас могут услышать.
В грязной таверне было одно несомненное достоинство: в общей комнате стояла страшная вонь, и то, что от них ничем дурным не пахло, никто не мог заметить.
— Постарайся выглядеть идиоткой, — шепнула Жаклин, и Эллен тут же втянула голову в плечи.
Жаклин чувствовала, что у нее вспотели ладони. Эта последняя неделя была ужасной: ей вновь начали сниться кошмары, о которых она так старалась забыть. Пришлось сказать себе, что безымянный постоялый двор ненамного хуже «Красной курицы», которая долгие годы заменяла ей дом, и нечего тут паниковать.
