Евгений Маурин - Шах королеве. Пастушка королевского двора
– Беата! – побледнев как смерть прохрипел рыцарь. – Взвешивайте свои слова!
– Вы хотите доказательств?
– Я требую их!
– Хорошо! Вы их получите!
Ренэ строго взглянул в глаза Беате, но, должно быть, их выражение подсказало ему, что с ним не шутят, что так может смотреть только уверенный в своей правоте человек, и Ренэ бессильно опустился в кресло, положив голову на руки.
– Вы так любите ее? – нежно, сострадательно спросила Беата, подходя к юноше.
– Не знаю, Беата, – прошептал в ответ Ренэ. – Порой я сам начинаю думать, что она только играет со мной, а порой… Но, что бы то ни было, раз вы докажете мне…
– Я дам вам самое наглядное доказательство, Ренэ! Вы все увидите и услышите сами. Только дайте мне честное слово, что ничего не предпримете сами без моего одобрения!
– Даю, тысячу раз даю. Но когда, когда?
– Завтра вечером, если хотите! Вы участвуете в королевской охоте?
– Да, я приглашен.
– Не можете ли вы незаметно отстать от всех и вернуться сюда? Да? Ну так будьте не позже половины девятого в гроте Дианы. Около девяти часов я зайду туда за вами, и вы получите полное подтверждение всего того, что я говорила вам! Ну так решено?
Но Ренэ только молча кивнул головой в ответ. Бедный юноша был так потрясен, так взволнован, что боялся произнести какой-нибудь звук, чтобы тут же не разрыдаться, как обиженный мальчик.
XIV
Ренэ уже ожидал Беату в гроте Дианы, когда молодая девушка явилась туда с потайным фонарем в руках. Осветив лицо герцога, она сразу заметила, как бесконечно страдал и волновался юноша, и тихо и сострадательно сказала:
– Милый Ренэ, соберитесь со всеми силами, потому что вас ждет действительно жестокое испытание. Видит Бог, я с радостью избавила бы вас от этих тяжелых минут, потому что сама понимаю, как тяжело видеть свою любовь…
– Ах, кто говорит здесь о любви? – со страданием в голосе воскликнул Ренэ. – Всю эту ночь я не мог сомкнуть глаз – я столько передумал, перемучился; когда же под утро я заглянул в свое сердце, то не нашел там ни единого следа прежнего чувства. Боюсь, Беата, что вы сделали плохое дело, потому что если ваше обвинение не подтвердится…
– Оно подтвердится, Ренэ!
– О, в таком случае дело идет уже не о любви, а о чести герцогов д'Арк…
– Но, помните, Ренэ, вы мне обещали: никаких насилий, никакого скандала…
– Не бойтесь, Беата, я знаю сам, что мужчина, допустивший женщину обмануть его, но обнаживший свой позор, еще сам окажется виноват. Толпа не прощает поражения, победитель всегда прав. Но я не дам этой… этой… особе окончательно восторжествовать надо мной! О, я отомщу, жестоко отомщу… еще не знаю сам как, но отомщу! И моя месть будет полной, потому что победителем буду я. Так успокойтесь на этот счет, Беата, и Бога ради ведите меня, чтобы я мог поскорее получить уверенность!
– Да, идем, Ренэ, но вы все-таки должны запастись терпением. Теперь будем молчать, чтобы не спугнуть наших птичек!
Беата прикрыла потайной фонарь глухой крышкой, и молодые люди молча тронулись в путь. Через несколько минут они дошли до берега Лебединого озера. В ночном полумраке белела беседка, причудливыми контурами выделяясь на черном рельефе паркового леса. Как раз над куполом мигала, переливаясь радужными огнями, кокетливая звездочка, и Беата с доверчивостью взглянула на ее изменчивое сияние: ведь это была ее звезда!
Все также молчаливо молодые люди взобрались на паромчик и тихо переправились на островок. По приказанию Беаты, Ренэ перевел паром обратно на берег, а затем Перигор повела юношу наверх.
Жак Марон не забыл распоряжения, данного ему его барышней; весь чердак над Лебединой беседкой был густо застлан сеном, а около отверстия, через которое можно было наблюдать за внутренностью беседки, были положены два сенничка.
Беата пригласила Ренэ прилечь на один из сенников, сама же расположилась на другом так, что головы молодых людей соприкасались, а ноги были обращены в противоположные стороны. Затем девушка сказала:
– Воспользуюсь тем временем, которое у нас еще имеется, чтобы пояснить вам, милый Ренэ, все то, что произошло и должно еще произойти. Вот в этой самой беседке Христина де ла Тур де Пен по временам встречается со своим возлюбленным, пажом ее высочества Филибертом Клери…
С уст Ренэ сорвалось не то полуподавленное проклятье, не то полузадушенный стон.
– Одно из таких обычных свиданий, – продолжала Беата, – должно было произойти сегодня и, если не случится чего-либо непредвиденного, состоится через несколько минут. Через отверстие в потолке вы сможете своими глазами убедиться в измене невесты. Но помните: как только я шепну вам, что нам пора уйти, вы должны немедленно и без всяких возражений подчиниться мне. Я ни в каком случае не должна быть обнаружена, и, если это случится по вашей вине, то выйдет так, что за мое добро вы отплатите мне трудно поправимым злом. Ну, а теперь завернем снова наши фонари и будем ждать во тьме!
Прошло немного времени. Вдруг со стороны пруда послышался легкий всплеск воды. Беата вздрогнула и прикосновением руки к плечу Ренэ подала ему знак, что ожидаемое наступает.
Но вот плот со слабым шумом стукнулся о пристань островка. Легкий шелест веревки о воду показал, что паром перегоняют обратно. Затем послышались шаги на мраморных ступенях беседки, после чего скрипнула входная дверь.
Беата и Ренэ замерли в крайнем напряжении нервов, приникнув к смотровому отверстию. Вот Филиберт поставил на стол фонарь, вынул оттуда свечку зажег от нее все канделябры и бра, и беседка осветилась ярким светом. Ренэ увидел массивную кровать, тяжелые голубые занавески балдахина которой особенно рельефно выползали из мрака слабее освещенного угла.
Филиберт несколько раз прошелся по комнате, постоял у открытого окна, зевнул, потянулся, затем раздвинул занавески кровати, похлопал рукой по матрасу, подмигнул кому-то в пространство и опять заходил по комнате. Вдруг он насторожился, подбежал к окну прислушался и снова выбежал из беседки: со стороны пруда опять послышался тихий плеск воды.
Через минуту в комнату смеясь вбежала Христина. Всегда чинная, степенная, холодно-кокетливая на людях, она была теперь оживлена и шаловлива. Филиберт тащил за ней объемистую корзину, в которой что-то звякнуло, когда юноша поставил свою ношу на стол.
– Ну, здравствуй, мой милый, милый мальчик! – воскликнула лицемерная девица, с неподдельной страстью обвивая шею пажа белыми выхоленными руками.
Послышался звук жарких поцелуев. Беата расслышала, как скрипнули зубы у Ренэ.
– Ну, довольно, довольно… пока! – смеясь воскликнула Христина, шаловливо отталкивая от себя Филиберта, который стал уже очень предприимчив. – Сначала поужинаем, мой Берти! Ты только посмотри, сколько всякой прелести я принесла для нас с тобой!
