Зоэ Арчер - Чужак
– Неужели нервничаешь? – тихо спросила Элис.
– Немного. – Он должен быть с ней абсолютно честен. – Ведь раненые животные – самые опасные и непредсказуемые. А владельцы и управляющие ранены. Похоже, что и Типпетт готовится к драке.
И действительно, старший констебль, казалось, ждал приказа, который будет отдан через три с небольшим часа.
– Неужели эти жирные свиньи в шляпах захотят подраться с кем-то из «Немисис»? Впрочем, я уже усвоила: на внешность нельзя полагаться. Механик может оказаться сыном джентльмена.
– А дробильщица – воинственной амазонкой, которая целуется так, что человек может лишиться разума, – с улыбкой ответил Саймон, когда они ушли с главной улицы и свернули на узкую дорожку, ведущую в сторону от деревни.
Через минуту они уже брели среди окружавших деревню холмов. Небо было затянуто дымкой, и солнце казалось неярким – словно тоже затаилось в ожидании.
Местность радовала суровой и дикой красотой. Все здесь так отличалось от шумных лондонских улиц… Что ж, теперь придется заново привыкать к какофонии, когда он вернется в столицу, где его ждало множество бессонных ночей. Но не по причине шума он будет мучиться без сна.
– А что произойдет? – спросила Элис, и Саймон не сразу понял, что она имела в виду возвращение владельцев и управляющих.
– Слов будет недостаточно. – Он вздохнул. – Типпетт и остальные жаждут крови.
Она серьезно кивнула и пробормотала:
– Мы будем готовы.
Он остановился, привлек ее к себе, и губы их слились в пылком поцелуе. Саймон надеялся, что она запомнит этот поцелуй. Он-то точно запомнит – у него хорошая память. И он никогда не расстанется с этими ощущениями и этими воспоминаниями.
Как может он тосковать по ней, если она сейчас в его объятиях? И все же он тосковал.
Они прервали поцелуй, но по-прежнему стояли обнявшись, стояли среди зелени и цветов, ничего вокруг не замечая.
Внезапно по щеке ее поползла слезинка, но Элис не пыталась утереть эту соленую каплю – свидетельство своей уязвимости.
«Я люблю тебя», – мысленно говорил Саймон, но слова эти не сорвались с его губ, он просто не мог их сказать. Они оба знали, что он тут не останется, так зачем же признаваться в любви? Ведь от этого стало бы еще больнее…
– Поговори со мной, – прошептала Элис.
Он откинул с ее лица пряди темных волос и коснулся пальцем влажной дорожки на щеке.
– О чем мы будем говорить?
– О чем угодно. Обо всем. Что ты любил есть в детстве? Какое твое первое воспоминание? А звук, который любишь больше всего? Расскажи о самом прекрасном месте, в котором ты побывал.
Саймон кивнул, и они пошли дальше. Какое-то время оба молчали, потом он вдруг сказал:
– Морковка. Другие мальчишки всегда крали сладости из лавки в городе, а я таскал морковку из конюшни. Конюхи делали вид, что не замечают меня. Может, боялись, что их уволят. Но я ел морковь бушелями.
– Черника, – откликнулась Элис. – Я ходила на поля в августе и набивала рот ягодами, вместо того чтобы принести домой на пирог. Но мама всегда об этом догадывалась, потому что я возвращалась с черными губами.
Они взглянули друг на друга и улыбнулись. После чего Саймон продолжал:
– Я помню, что был очень маленьким, не больше года, когда няня ударила меня по руке. Я тогда попытался опрокинуть каминный экран. Похоже, это моя давняя привычка – совать руки в огонь.
– Не слишком многое изменилось за последнее время.
– Опасность всегда меня привлекала. Ощущения стоят того, чтобы обжечься.
Она взглянула на него из-под ресниц.
– В таком случае останутся шрамы.
– Глядя на шрамы, многое вспоминаешь.
Элис покачала головой и пробормотала что-то об упрямстве.
– Я помню, как Генри учил меня играть в регби. Это было до того, как он решил, что девушки не должны играть. Я только научилась стоять, а он бросал мне мяч и сбивал меня с ног.
– Но ты вставала и пыталась поймать мяч.
Она криво усмехнулась:
– Не трудно догадаться, верно?
– Элис, целая жизнь уйдет на то, чтобы узнать тебя. И я бы с радостью отдал…
Она вдруг повернулась к нему.
– Не надо, Саймон.
Он кивнул.
– Идем дальше. Задаем вопросы.
– Да, отвечаем.
Они долго бродили среди холмов и говорили, пока не охрипли.
Саймон вспомнил давным-давно прочитанное в Харроу стихотворение Марвелла. О человеке, который всегда слышал грохот колесницы времени за спиной. А впереди расстилалась пустыня вечности…
Тогда он фыркал, считая, что это стихотворение – глупые фантазии меланхолика. Но сейчас эти стихи с болью проникали в самое сердце и казалось, что боль никогда не исчезнет.
Они сделали круг, обойдя деревню, и направились обратно, но тут вдруг увидели бежавшего к ним Кристофера Тремейна, одного из новых владельцев.
Элис и Саймон бросились к нему. Кристофер остановился и, задыхаясь, проговорил:
– Они пришли… – С трудом переводя дыхание, он кивнул в сторону деревни.
И было видно, что у конторы управляющих стояли два экипажа и коляска.
Саймон и Элис переглянулись. Колесница времени прибыла. Критический момент наконец настал.
Глава 17
Сердце грохотало в груди Элис, когда они втроем бежали в деревню. Промчавшись по главной улице, она заметила, что из окон смотрят рабочие. Те, кто похрабрее, находились на улице. И все глазели на здание конторы, у которого стояли экипажи. Уже на подходе Элис услышала разговор на повышенных тонах.
Саймон тотчас вошел.
Однажды Элис прочитала грошовую книжонку о ковбоях с Дикого Запада. В конце книжки ковбои стояли на главной улице города, направив друг на друга пистолеты. Это называлось «уладить дельце».
В точности так все и выглядело в конторе управляющих, когда Саймон оказался лицом к лицу не только с ними, но и с владельцами. Все они стояли в одном конце комнаты, а в другом – Натаниел, Тривз Дайвер и еще несколько человек. С благодарностью кивнули Саймону, когда тот прошел в комнату.
Владельцы казались здесь какими-то странными чужаками. Конечно, управляющие одевались гораздо лучше, чем рабочие, но даже они не могли сравниться с городской элегантностью прибывшей троицы. Тут же стояли еще двое мужчин с папками в руках. Вероятно – поверенные.
Но все они не пугали Элис так, как пугал Типпетт, маячивший в углу вместе с другими констеблями – Оливером, Фрайманом и Байсом. Лицо старшего констебля потемнело от едва сдерживаемой ярости, а его люди, сжимавшие в руках дубинки, были готовы к схватке.
Харролд выглядел почти комически шокированным, когда вошел Саймон. Он уставился на рабочую одежду Саймона, потом – на его лицо.
– Добрый день, джентльмены, – приветствовал троицу Саймон.
