Линда Ли - Белый лебедь
Стук прозвучал резко и торопливо. Дверь распахнулась, на пороге стоял Ричард. Он посмотрел на нее, словно не веря, что она действительно пришла, и чувства его отражались в его глазах.
— Эммелайн, — прошептал он одними губами.
И она поняла, что этот человек действительно любит ее.
Грейсон сидел за своим письменным столом в «Белом лебеде». Вокруг царил хаос. Библиотека была разорена и еще не приведена в порядок. Мебель сдвинута на середину. Со стен еще не сорваны все обои.
Да, здесь царил хаос. Почти такой же, как и в его жизни. Если Софи и была дома, то он об этом не знал. В доме было тихо, как в могиле. Грейсон медленно обвел пальцем краешек хрустального бокала. Он смотрел на бокал и не видел его.
Он обыскал центр города и доки, но никаких следов матери не нашел.
Внимание его привлек какой-то шум. Подняв голову, он увидел Лукаса, с довольным видом обозревавшего беспорядок.
— Кажется, я узнал то, что тебе нужно, — произнес младший из мужчин, протискиваясь по узким проходам из книг и полок.
Грейсон поднялся навстречу брату и смущенно посмотрел на него. Как мог Лукас узнать о матери?
— Один человек, с которым у меня дела в Вене, рассказал мне кое-что.
Грейсон тут же понял, что Лукас говорит о Софи.
— Один мой знакомый поговорил с человеком, который видел выступление Софи здесь, в Бостоне, когда она была маленькой, и в Вене — как раз перед ее возвращением сюда.
— Неужели ее концерты действительно могут ослепить Бостон?
— О, не волнуйся, она его ослепит, но не в том смысле, в каком тебе хотелось бы.
Грейсон провел рукой по черным волосам.
— Проклятие!
Лукас посмотрел на брата и отвел глаза.
— И еще я раздобыл сведения о Найлзе Прескотте… — Грейсон насторожился.
— Вечером накануне того дня, когда нужно было объявить, кому предоставляется право выступить с сольным дебютом, Прескотт изменил имя выступающего.
— И поставил вместо Софи Меган Робертсон! — закончил его мысль Грейсон.
— Да. Очевидно, он делал это не в первый раз, но такое случалось, только когда речь шла о девушках. — Лица у обоих братьев посуровели.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Лукас. Грейсон встретился с ним глазами.
— Ничего. Предоставь Найлза Прескотта мне.
— Ладно. Но сначала взгляни вот на это. — Лукас протянул брату скромную брошюрку. — Здесь есть все, что тебе нужно знать о концертах Софи.
Но едва Грейсон взял брошюрку, как во входную дверь снова постучали. Решив, что никто брошюрку не должен увидеть, Грейсон положил ее в ящик стола и пошел открывать дверь.
— Мистер Хоторн! — воскликнул, задыхаясь, какой-то человек, словно он долго бежал.
— Хастингс? — удивленно проговорил Грейсон, узнав дворецкого из их дома.
— Горничная вашей матушки нашла вот это на полу, — произнес Хастингс хмуро и протянул Грейсону сложенный листочек. — Я решил, что будет лучше, если я отнесу это вам.
Грейсон понял, что Хастингс сделал выбор между ним и его отцом. Он развернул записку, прочел ее раз, потом второй.
— Что это такое? — спросил Лукас за его спиной. Хастингс широко раскрыл глаза.
— Мистер Хоторн! — растерянно воскликнул он. — Я не знал, что вы здесь.
— Это не важно. Что все это значит?
— Ничего, братишка, — небрежно буркнул Грейсон. Он сам с этим управится.
И, не дожидаясь дальнейших расспросов, он быстро вышел из дома, кипя от возмущения.
Его руки коснулись ее рук, его ладони скользнули по ее коже — легко-легко, только намекая на прикосновение, и задержались у пышного рукава весеннего платья. Она ощутила сладостную, нежную дрожь, пьянящее ощущение, и ей захотелось отдаться ему прямо сейчас.
— Эм, — прошептал он, согревая ей щеку своим дыханием. — Ты прекрасна.
Так это было или нет, но благодаря ему она чувствовала себя молодой и красивой, и ей казалось, что весь мир лежит у ее ног.
Его руки скользнули по ее шее, по ее щекам, запутались в волосах. Несколько осторожных прикосновений к шпилькам — и длинные локоны упали как водопад на плечи и спину Эммелайн. Она ощутила это своей кожей, пряди волос прикасались к ней так же ласково, как и его пальцы.
Ей хотелось других ощущений. Они были ей необходимы, как будто они открывали перед ней другую жизнь.
Вероятно, почувствовав, о чем она думает, Ричард спустил пышные рукава с ее плеч и, пробежав пальцами по нежной шее, скользнул под воротник.
Голова ее запрокинулась, он поцеловал ее в шею, и по телу ее побежали мурашки.
Он был без пиджака и без галстука, и когда он отступил от нее на шаг, ей страшно захотелось прикоснуться к золотистому треугольнику у него на груди.
Но прежде чем она собралась с духом, он повернул ее к себе спиной.
— Смотри, — приказал он.
Подняв голову, она увидела свое отражение в зеркале, стоявшем в углу комнаты. Увиденное удивило ее.
— Ты очень красива.
— Я стара.
— Нет, — прошептал он.
Она зачарованно смотрела, как он наклонил голову и провел губами по ее волосам, положив широкие ладони ей на плечи. В зеркале она видела кого-то, кого не видела уже много лет, — женщину с сияющими глазами, струящимися волосами и улыбкой, изгнавшей возраст с ее лица. А еще она увидела женщину — такую счастливую, что ей захотелось заплакать.
Его руки гладили ее грудь, талию, бедра. Очень нежно он привлек ее к себе.
— Ты понимаешь, как я тебя хочу?
Голос у него был глубокий и низкий, и она поверила его словам.
Она повернулась в его объятиях.
— Я тоже хочу тебя. — Несмотря ни на что, а быть может, именно из-за этого.
Он не ответил и лишь молча смотрел на нее. Сердце у нее билось быстро-быстро, и она знала, что должна отодвинуться — по очень многим причинам. Хотя бы из-за приличий. Из-за того, что она замужем. Но в этот момент он привлек ее к себе еще ближе, и она не отстранилась.
Тогда он ее поцеловал, их губы встретились, его язык хотел проникнуть внутрь. Она открылась ему и задрожала, когда его язык коснулся ее языка.
К ней вернулись ощущения, которые она не испытывала несколько десятков лет, накрыли ее как волна, и она ослабела от желания — и благодарности. Ей хотелось попросить, чтобы он продолжал прикасаться к ней, хотелось заплакать от наслаждения, которое, как она считала, давно утрачено для нее.
Хорошо это или плохо, но она навсегда запомнит этот день и этот поцелуй, и, может быть, она запомнит их лучше, чем те поцелуи, которые она получила от него давно, много лет назад. Потому что теперь это было как дар, как нечто такое, что она никогда больше не испытает.
Он пробежал пальцами по ее спине и снова прижал к себе. Несмотря на возраст, тело у него было мускулистым и сильным, как у юноши.
