Дженнифер Эшли - Без ума от любви
Но они, по крайней мере, разрешили ему читать книги и брать уроки у наставника. Беспокойный разум Йена впитывал все, что попадало ему на глаза. Он овладел языками за несколько дней. Перешел от простой арифметики к высшей математике в течение одного года. Он каждый день читал какую-нибудь книгу и из каждой запоминал целые страницы. Он находил отдохновение в музыке и научился играть услышанное, но так и не научился читать ноты. Ноты и музыкальные знаки оставались для него какой-то черно-белой путаницей.
Йен овладевал такими предметами, как логика, этика и философия. Он цитировал Аристотеля, Сократа, Платона, но не понимал или не растолковывал их. «Высокомерие вместе с обидой на свою семью ограничили его ум, — объяснил бы доктор Эдвардс своей благодарной аудитории. — Он умеет читать, запоминать прочитанное, но не понимает. И еще он не проявляет никакого интереса к своему отцу, никогда не спрашивает о нем и не пишет ему. Он никогда и ничем не показывает, что скучает по своей дорогой покойной матери».
Доктор Эдвардс никогда не видел, как, будучи еще мальчиком, Йен по ночам плакал в подушку, одинокий, напуганный, ненавидящий темноту. Он знал, что если его отец придет за ним, то лишь для того, чтобы убить его за то, что он видел.
Единственными друзьями Йена были слуги, служившие в сумасшедшем доме, горничные, таскавшие для него сладости из кухни и вино из комнаты для слуг. Они помогали ему прятать черуты, которые приносил ему Мак, и книжки с непристойностями, которые ему давал Кэмерон, когда навещал его.
«Почитай вот это, — подмигивая, шептал ему Кэмерон. — Надо же тебе знать, что и где есть у женщины и для чего оно».
Йен узнал все, что надо, когда ему было семнадцать, и он попал в руки пухлой золотоволосой горничной, каждое утро чистившей камины. Она хранила их тайную связь целых два года, а затем вышла замуж за кучера и обрела лучшую жизнь. Йен сказал Харту, чтобы тот сделал ей свадебный подарок, несколько сотен гиней, но никогда не говорил почему.
Все это было давно, мысли Йена вернулись в настоящее время, но настоящее было ужасным. Он сидел в темноте, с занавешенными окнами, а Бет продолжала бороться за жизнь. Если она умрет, он как бы снова вернется обратно в сумасшедший дом и запрется на замок, потому что он сойдет с ума, если ему придется жить без нее.
Вскоре приехала Изабелла. Тихо шурша шелками, она вошла в комнату, и ее глаза наполнились слезами, когда она увидела лежавшую в постели Бет.
— Йен! Мне так жаль…
Йен не ответил, у Изабеллы был измученный вид. Она взяла руку Беги поднесла к губам.
— Внизу я видела доктора, — произнесла она сквозь слезы. — Он мне сказал, что надежды мало.
— Этот доктор идиот.
— Она вся пылает.
— Я не допущу, чтобы она умерла.
Изабелла опустилась на край постели, не выпуская руки Бет.
— Это случается обычно с самыми лучшими людьми. Их отнимают у нас, чтобы научить нас быть человечными.
Слезы потекли по ее щекам.
Йен грязно выругался.
Изабелла подняла на него глаза и слабо улыбнулась.
— Вы упрямы, как Маккензи.
— А я и есть Маккензи. — Проклятый идиот, нашел что сказать. — Я не позволю ей умереть. Я не могу.
Бет беспокойно зашевелилась и что-то сказала.
— Она бредит, — шепнула Изабелла.
Йен смочил салфетку и приложил к языку Бет, казалось, она пыталась заговорить, но у нее вырвался только хрип. Она сглотнула капли с салфетки, жалобно застонав.
Изабелла смахнула слезы, встала и, как слепая, выбралась из комнаты.
Немного позднее появился осунувшийся Мак.
— Как сейчас, лучше? — спросил он.
— Нет. — Йен не спускал глаз с салфетки со льдом, которую он положил на лоб Бет. — Ты приехал вместе с Изабеллой?
Мак тихо фыркнул.
— Едва ли, разные поезда, разные суда, и она поменяла гостиницу, когда узнала, что я тоже в ней остановился.
— Оба вы дураки. Ты не можешь ее отпустить.
Мак поднял брови.
— Прошло три года, а она не очень-то торопится вернуться.
— А ты не очень стараешься вернуть ее, — сердито сказал Йен. — Никогда не думал, что вы такие глупцы.
Мак, казалось, сначала удивился, а потом задумался.
— Может быть, в твоих словах есть смысл.
Йен снова повернулся к Бет. Как можно было найти свою любовь и так беспечно отбросить ее?
Мак потер лоб.
— Говоря о дураках, Харт прогнал этого шарлатана доктора. Это тоже хорошо, мне хотелось его задушить.
— Хорошо.
Мак положил руку на плечо Йена и пожал его.
— Мне так жаль. Это неправильно. Нас много, но ты один заслуживаешь счастья.
Йен не ответил. Это не имело отношения к счастью. Надо сделать все, чтобы спасти Бет.
Мак пробыл с Йеном некоторое время, мрачно глядя на Бет, затем тихо вышел. Его сменили другие, приходившие днем и ночью: Кэмерон, Дэниел, Кейт, Керри, снова Изабелла. И все задавали один и тот же вопрос: «Ей лучше?» Йену оставалось лишь качать головой, и они уходили.
Ранним утром, когда в доме стояла мертвая тишина, позолоченные часы на каминной полке робко пробили два раза. Бет села на постели и выпрямилась.
— Йен!
Она страшно покраснела, глаза лихорадочно блестели, и зрачки расширились. Йен подошел к кровати.
— Я здесь.
— Йен, я умираю…
Он схватил ее в объятия и прижал к себе.
— Я тебе этого не позволю.
Она отстранилась.
— Йен, скажи, что прощаешь меня.
Она посмотрела ему в глаза, и он не мог отвести от нее взгляда.
Глаза Бет, горящие синим цветом, наполнились слезами. Он мог бы часами смотреть в них, околдованный этой синевой. Он где-то читал, что глаза — это зеркало души, и душа Бет была чистой и доброй.
Она была в безопасности, но чудовище, скрывавшееся внутри Йена, было точно таким же, как и чудовище, которое скрывалось внутри его отца. Он мог в приступе гнева, потеряв власть над собой, ударить ее. Но не мог допустить, чтобы это когда-либо произошло.
— Мне не за что тебя прощать, любимая.
— За то, что я пошла к инспектору Феллоузу. За то, что все это устроила. За убийство миссис Палмер… Ведь она умерла?
— Да.
— А не вернись я в Лондон, она была бы жива.
— А Феллоуз все еще считал бы виновным меня. Или Харта. Никакого прощения не может быть, моя Бет, за то, что все узнали правду.
Казалось, она не слышала его.
— Я так сожалею!.. — в горячке рыдала она.
Она прижала руку к его груди и спрятала лицо у него на плече.
Сердце Йена громко стучало, когда он прижимал ее к себе. Когда же он осторожно приподнял ее, чтобы поцеловать, то увидел, что глаза ее снова закрылись, и она потеряла сознание. Йен опустил жену на подушки, роняя слезы на ее горячую кожу.
