Эмили Бронте - Грозовой перевал
– Там нет такого парка, как в усадьбе, – ответила я, – и дом гораздо меньше, но, как сами видите, места здесь сказочные. Да и воздух лучше вам подходит – он чище и суше. Может, сначала дом вам покажется старым и мрачным, но он считается вторым в округе после нашей усадьбы и к нему относятся с почтением. Представьте себе, какие вас ждут приятные прогулки по вересковым пустошам. Гэртон Эрншо – а он тоже приходится двоюродным братом мисс Кэти, значит и вам родственник – покажет вам чудесные уголки. В хорошую погоду сможете посидеть с книгой на зеленом лугу или еще чем заняться, а время от времени будете гулять с дядей, он любит побродить в горах.
– А как выглядит мой папа? – спросил он. – Он такой же молодой и красивый, как дядя?
– Такой же молодой, – сказала я, – но глаза и волосы у него черные, он более суров на вид, выше ростом и крепче сбит. Возможно, он не покажется вам таким уж добрым и снисходительным, просто он – человек другого склада. Прошу вас, будьте с ним откровенны и сердечны, и он полюбит вас даже больше, чем дядя, потому что вы – его родной сын.
– Глаза и волосы черные… – в раздумье пробормотал Линтон. – Не могу себе его представить. Значит, я на него не похож?
– Не особо, – ответила я и добавила про себя: – «Ни капли не похож!» С грустью глядела я на бледное лицо и худенькую фигурку моего спутника, на его большие и томные глаза, так похожие на глаза его матери, но лишенные их живого блеска, и одушевлявшиеся, только когда их обладатель чувствовал себя ущемленным.
– Как странно, что отец никогда не приезжал проведать нас с мамой, – прошептал он. – Он меня видел когда-нибудь? Если да, то я, должно быть, был совсем мал. Я его совсем не помню.
– Сами подумайте, молодой человек, триста миль – расстояние немалое, – заметила я. – И десять лет для взрослого не кажутся таким долгим сроком, как для ребенка. Возможно, мистер Хитклиф каждое лето собирался вас навестить, только возможности ему никак не представлялось, а теперь уже слишком поздно. Не задавайте ему лишних вопросов на эту тему, а то только зря его расстроите.
Мальчик полностью ушел в свои думы на весь остаток пути, пока мы не достигли ворот перед фермерским домом. Я украдкой наблюдала за выражением его лица, чтобы узнать о его первых впечатлениях. Он внимательно и немного свысока обозрел резьбу по камню на фасаде, низкие и длинные окна, чахлые кусты крыжовника, узловатые ели, а затем покачал головой. Видно было, что в глубине души он не одобрял внешнего облика своего нового жилища. Но у него хватило ума не жаловаться, потому что внутри оно могло оказаться гораздо лучше. Еще до того, как он спешился, я подошла к двери дома и открыла ее. Была половина седьмого, и обитатели Грозового Перевала только что закончили завтрак – служанка уже убирала со стола, Джозеф стоял у кресла хозяина и рассказывал ему какую-то историю о захромавшей лошади, а Гэртон собирался на покос.
– Здравствуй, Нелли! – сказал мистер Хитклиф, завидев меня. – Я уже боялся, что придется мне самому идти за своей собственностью. А ты мне ее доставила в целости и сохранности, не так ли? Дай-ка взглянуть, кого ты мне привезла…
Он встал из-за стола и пошел нам навстречу. Гэртон и Джозеф следовали за ним, не скрывая любопытства. Бедный Линтон испуганно переводил взгляд с одного лица из этой троицы на другое.
– Ой-ей-ей, хозяин, – забормотал Джозеф, глядя на мальчика с неодобрением, – вижу, надул вас его дядя и всучил вам свою дочку вместо паренька.
Хитклиф, сверкнув глазами так, что ребенок затрепетал от ужаса, презрительно рассмеялся:
– Боже мой! Какой красавчик к нам пожаловал! Ах ты, прелесть моя! Один изъян вижу, вскормили его, должно быть, слизняками и скисшим молоком! Разве не так, Нелли? Будь я проклят, но на деле кое-кто оказался еще хуже, чем я ожидал, а ожидал я, право слово, немногого…
Я упросила испуганного и дрожащего мальчика спешиться и войти в дом. Он не до конца понял смысл речей своего родителя и не был уверен, что они обращены к нему. Сейчас он даже не знал наверняка, что этот мрачный, насмешливый незнакомец – действительно его отец. И он в испуге прижался ко мне, а когда мистер Хитклиф снова сел и велел ему подойти поближе, уткнулся в мое плечо и зарыдал.
– Ну, довольно плакать! – сказал Хитклиф, властно притягивая мальчика к себе, ставя его между колен и поднимая его голову за подбородок. – Нечего слезы лить! Никто тебя здесь не собирается обижать, Линтон, – тебя ведь так зовут? Но как же ты на мать похож – весь в нее! Где же моя доля в тебе, мой писклявый цыпленочек?
Он снял с мальчика шляпу, откинул назад его густые светлые локоны, ощупал его тонкие ручки и кукольные пальчики. Во время этого осмотра Линтон перестал плакать и поднял большие синие глаза, чтобы получше разглядеть того, кто так бесцеремонно обращался с ним.
– Ты знаешь, кто я? – спросил Хитклиф, убедившись в том, что его сын не может похвастаться крепостью рук и ног.
– Нет, – ответил Линтон помертвевшими от ужаса губами.
– Но ты, надеюсь, слышал обо мне?
– Нет… – повторил мальчик.
– Нет? Плохо, что твоя мать не внушила тебе надлежащего уважения к отцу! Слушай же хорошенько: я – твой отец, а твоя мать – злобная тварь, державшая тебя в неведении о том, какой у тебя отец! Хватит жаться, мяться и краснеть, как девчонка! Впрочем, коль скоро ты краснеешь, значит, кровь у тебя все же правильного цвета. Будешь хорошим парнем, и я стану обходиться с тобой по справедливости. А ты, Нелли, если устала, сядь и передохни, а если нет – отправляйся домой прямо сейчас. Надеюсь, по прибытии в усадьбу ты дашь самый полный отчет о том, что здесь видела и слышала, но пока ты тут мешкаешь, наше дело не улажено.
– Я сейчас уйду, – сказала я, – но прошу вас: будьте добры к мальчику, мистер Хитклиф, а не то долго он на этом свете не заживется. Помните: он ваша родная кровь, и другой родни у вас нет в целом свете, а коли и есть, так вы о ней не знаете!
– Не бойся, я буду добр к нему, – заявил Хитклиф, посмеиваясь. – Но только я и никто другой. Видишь ли, я ревнив и не хочу ни с кем делить его привязанность. А свою доброту я начну проявлять прямо сейчас: Джозеф, принеси мальчику завтрак! Гэртон, глупый теленок, за работу! Знаешь, Нелл, – добавил он, когда мы остались одни, – мой сын может в один прекрасный день стать владельцем вашей усадьбы, и я не хочу, чтобы он умер прежде, чем я закреплю за собой все права наследования. Кроме того, он мой во всех смыслах этого слова, и я жажду полного торжества! Хочу, чтобы мой отпрыск стал законным хозяином их поместий, чтобы мой ребенок нанимал их детей за плату обрабатывать землю, принадлежавшую их отцам. Только в рассуждении этого готов я терпеть здесь плаксивого крысеныша, которого презираю за то, что он собой представляет, и ненавижу за воспоминания, навеваемые им! Но моего терпения хватит: мальчишка со мной в безопасности и будет содержаться здесь с тем же бережением, с которым твой хозяин пестует собственную дочь. Я ему приготовил комнату наверху, отделанную в лучшем виде, я ему нанял учителя, который будет приезжать сюда за двадцать миль три раза в неделю и учить его всему тому, что он пожелает. Я приказал Гэртону слушаться его. Видишь, Нелл, я все устроил так, чтобы преумножить в нем благородные черты, сделать из него джентльмена и господина над окружающими. Жаль только, что усилия мои, похоже, будут потрачены впустую. Если и просил я чего в этом мире, то лишь одного: найти в своем ребенке достойный предмет гордости, а этот маленький плакса с лицом как снятое молоко жестоко меня разочаровал.
