Решад Гюнтекин - Птичка певчая
Джемиле, как и Зехру, я наряжала своими руками. Уже давно я упорно отказывалась бывать на вечеринках и гуляньях, но Джемиле пришла ко мне домой, целовала мне руки, умоляла. Интересно, догадалась ли она, что это я тогда ночью вложила в карман её передника конфискованное письмо? Не знаю… Но в тот день, когда девушке удалось наконец склонить на свою сторону родителей, я была первой, кому она сообщила радостную весть. Думаю, она всё-таки догадалась.
Да, я сама нарядила Джемиле, сама накинула на неё дувак. В Б… есть обычай вплетать в волосы молодых девушек серебряные нити, какие обычно носят только невесты. Считают, что они приносят счастье. Несмотря на мой решительный протест, мать Джемиле вдела сбоку в мои волосы кусочек такой нити. Я ничего не могла поделать.
Мне очень хотелось взглянуть на лейтенанта. Я могла поверить счастью молодых, только увидев их вместе рука об руку. Но этому желанию не суждено было сбыться. Мне пришлось раньше времени уйти со свадьбы.
В тот вечер женщины, как всегда, тайком поглядывали на меня, перешёптывались. С уст у них не сходило слово «Шелкопряд».
Жена председателя муниципалитета, толстая женщина, вся увешанная золотыми безделушками и бриллиантами, пристально глянула на меня, затем громко, так что даже я услышала, сказала соседкам:
— Этот Шелкопряд действительно способен погубить… Неспроста несчастный мучается!..
Нельзя было больше терпеть. Я извинилась перед матерью Джемиле и сказала, что больна и не могу остаться.
Невеста стояла в окружении нескольких моих коллег по училищу. Старушка показала в их сторону рукой.
— Учителя дают Джемиле советы и наставления. Ты бы тоже, барышня, сказала ей несколько слов.
Улыбнувшись, я согласилась выполнить это невинное желание, отвела девушку в сторону и сказала:
— Джемиле, мама просила, чтобы я, как твоя учительница, что-нибудь посоветовала тебе. Лучшее наставление дало твоё сердце. Я хочу посоветовать только одно… Смотри, дитя моё, если сейчас, перед тем как придёт твой жених, вдруг кто-нибудь сообщит, что на улице тебя ждёт незнакомая женщина и хочет поговорить с тобой по секрету, не слушай никого, беги от этой женщины, спрячь свою голову на сильной груди лейтенанта…
Кто знает, как удивилась моим словам Джемиле! Она права. Даже сейчас я сама удивляюсь и спрашиваю себя, в чём смысл этих слов, точно услышала их от кого-то другого.
Б…, 27 августа.
Сегодня вечером в нашем маленьком садике было веселье. Мы с Мунисэ пригласили на ужин семью Хаджи-калфы. Ради шутки я попросила купить в городе несколько красивых бумажных фонариков. Мы повесили их на ветках миндального деревца над столом. Увидев это украшение, Хаджи-калфа пришёл в восторг:
— Эй, да ведь это не ужин, а праздник Десятого июля[86].
Я улыбнулась.
— Сегодняшний вечер — это моё собственное Десятое июля.
Да, этот вечер был праздником моего освобождения. Ровно год тому назад Чалыкушу вырвалась из клетки. Год — это триста шестьдесят пять дней. Как много!
В начале ужина я была очень весела, без конца смеялась, болтала. Я так шутила, что мадам из Саматьи задыхалась от хохота. Засветившееся радостью пухленькое личико Айкануш сделалось того же цвета, что мои фонарики. Хаджи-калфа хлопал себя по коленям и заливался безудержным смехом.
— Уж не бесёнок ли в тебя вселился, дочь моя?
Мы допоздна болтали в саду. На прощанье я подарила Айкануш и Мирату по красному фонарику и проводила гостей.
Мунисэ набегалась за день и клевала носом ещё за столом, пока мы разговаривали. Я отправила её спать, а сама осталась в саду.
Была дивная ночь. В соседних домах погасли огни. На фоне звёздного неба вырисовывался чёрный, страшный горб горы. Я прижалась руками и лбом к холодной решётке сада. Кругом было тихо, безмолвно. Только внизу под обрывом еле слышно журчала речушка, не пересыхающая даже в такую жару. В её воде отражался клочок звёздного неба.
Свечи догорали в бумажных фонариках. Я чувствовала, как вместе с ними угасала и радость в моём сердце. Душа моя погружалась в глубокую, беспросветную тьму.
Я перебирала в памяти и светлые и тёмные дни минувшего года. Как всё это было давно, господи! Как давно!
У меня крепкое тело… Оно безропотно переносит холод, страдания, другие тяготы. Возможно, я проживу ещё сорок, даже пятьдесят лет. Возможно, и тогда мне придётся праздновать печальную годовщину этой печальной победы. Как бесконечна жизнь, господи! Как долог этот путь!
Возможно, у меня тогда не будет даже Мунисэ. Волосы мои поседеют. Я буду надеяться, терпеть. Хорошо!.. Я согласна и на это. Но для чего? Чего я жду? В течение года я несколько раз не могла совладать с собой, плакала. Но ни разу ещё в моих слезах не было такой горечи, как сегодня. Этой ночью слёзы жгли мои щёки, как расплавленный свинец. Тогда плакали только глаза, а сегодня плачет моё сердце.
Б…, 1 октября.
Вот уже неделю идут занятия. Почти все наши учительницы вернулись в Б…, даже Васфие, которая любой ценой стремилась остаться в Стамбуле. Бедняжка так и не нашла вакантного места в столице. А вот Незихе повезло. Как-то раз, в пятницу, они встретили на берегу Золотого Рога молодого офицера. Он проводил их до самого Фатиха. Мужчины, с которыми знакомились мои подружки, всегда отдавали предпочтение Васфие. На этот раз случилось то же самое. Офицер назначил ей свидание в парке, не помню каком. Но, как назло, у Васфие в этот день были гости. Не желая обманывать офицера, она попросила подругу:
— Дорогая Незихе, пойди вместо меня, предупреди, что я не могу быть сегодня, и сговорись о встрече на другой день.
Вернувшись вечером, Незихе сказала, что не встретила молодого человека. Но с девушкой творилось что-то странное…
Через несколько дней всё выяснилось. Незихе в тот вечер завоевала симпатию молодого человека, и через неделю они обручились.
Васфие мучительно переживала это событие. Ей было обидно, что любимая подруга обманула её; вместе с тем она грустила, потому что осталась совсем одна.
Теперь она часто говорит мне, вздыхая:
— Ах, Феридэ-ханым, какими замечательными подругами могли бы мы быть с вами! Как жаль… Вы очень славная, весёлая, общительная девушка, но у вас нет вкуса к жизни…
Когда вылупятся птенцы, в гнезде начинается весёлая жизнь. Сейчас школа кажется мне именно таким гнездом.
Сильная гроза с молнией и громом, которая разразилась несколько дней назад, как рукой сняла мою преждевременную жизненную усталость, тоску, навеянную жарким, спокойным летом. Мне так легко! Я так весела!
