Лариса Шкатула - Последняя аристократка
— Договорились, — кивнула изумленная Наташа.
Он взял её за запястье и велел:
— Приступай!
Как бы то ни было, его лидерство она восприняла с радостью. Теперь Наташа была не одна. И уже не надо было думать, делать что-то или нет, и если делать, то как? Возможно, и Петр точно не знал, но интуиция врача у него была развита великолепно…
Теперь она даже почувствовала некоторую неуверенность, какую ощущает студент на экзамене у профессора, пусть и ответ на билет ему известен. До сих пор она применяла свой дар, особенно не задумываясь, так ли она это делает? А у Петра она вдруг робко спросила:
— Откуда начинать?
— С головы, — уверенно ответил он, как будто работал с нею в паре не первый год и её вопрос вовсе не застал его врасплох.
Она простерла над лежащей девочкой ладони и сосредоточилась. И приготовилась к ощущению, как из неё медленно уходят силы, она ослабевает, но услышала окрик Алексеева.
— Достаточно.
Наташа тотчас послушно убрала руки и взглянула на Варю. Она что-то делала не так? Но нет, на щеках девочки проступил румянец, а чернота из-под глаз исчезла. И перевела взгляд на Петра — в его глазах светилось восхищение.
— Попей-ка, — врач сунул ей в руки чашку с заваренным настоем своих трав, и Наташа жадно припала к напитку.
Против ожидания, она не только не потеряла сознания, но и почти не обессилела. Травяной же чай почти полностью восстановил её силы. Значит, и народная медицина кое-что может?
Насколько легче ей работалось под присмотром врача! Если её воздействия на человека нужно было так немного, выходит, она от незнания попросту неэкономно расходовала свою силу…
— Ох, недаром народ испокон веку называл это ведьмачеством. Умом твое действо осмыслить трудно. Косным умом, — сказал он задумчиво. — Наверное, сам бы не увидел, на себе не почувствовал, так и относился бы, как к красивой легенде… Но представь, сколь совершенен будет человек в будущем. В таких, как ты, наше предполагаемое совершенство лишь проступает, как будто из густого тумана выглядывает знакомый образ.
— О чем ты говоришь? — не поняла Наташа. — При чем здесь будущее человечества?
— А ты уж подумала, что особая, богом избранная?
— Хотелось бы так считать, — смущенно призналась она.
Выражение его лица — недалекого сельского мужичка — оказалось обманчивым, стоило лишь внимательно вглядеться в его умные проницательные глаза.
— Я имел в виду то, что возможности своего организма, заложенные в него природой, человек не использует и наполовину. Это оттого, что мы не знаем, как это делать. Думаю, иначе такое было бы по силам каждому…
— Хочешь сказать, и ты бы так смог? — ехидно поинтересовалась уязвленная Наташа.
Она и вправду до сей поры считала себя если и не избранной, то от других людей отличающейся.
— Наверное, смог бы, — спокойно ответил он, — да времени у нас нет, чтобы спокойно изучить этот метод.
— Пить, — тихо прошептала Варя.
Наташа поднесла к её губам чашку, из которой только что пила сама.
— Горький, — пожаловалась девочка, и голос её больше не был голосом тяжелобольной.
— Зато полезный, — строго сказал Петр.
— Дядя Петя, — Варя повернула к нему голову, — а где моя мама?
— Ей пришлось уехать, — буркнул он, отводя взгляд.
Он поднял девочку на руки и переложил на лавку, на которой прежде лежал сам. Она тут же опять уснула.
На остальных детей Наташе пришлось затратить совсем немного сил, так что она почти не почувствовала усталости.
— Им нужно меньше твоей энергии, оттого что их организм сам подключился к выздоровлению, — пояснил Петр в ответ на её протесты. — Нет необходимости тебе работать на износ. Побереги силы для дороги.
— Для какой дороги? — опять не поняла она.
— Думаю, скоро нам придется отсюда уезжать.
— Уходить, — решила уточнить Наташа.
— Пешком мы далеко не уйдем, — упрямо сказал он.
— Да где же это мы раздобудем транспорт? — рассердилась она. — В селе не осталось даже кошек и собак, неужели может найтись хотя бы одна лошадь.
Петр ответил не сразу. Он напряженно размышлял о чем-то, потирая пальцы.
— Если не возражаешь, этим вопросом я займусь сам, — наконец сказал он.
Глава двадцать четвертая
Аполлон подписывал бумаги и что-то тихонько напевал, а так как слуха он был лишен начисто, то не слыша слов, нельзя было догадаться, что это за песня. Правда, Аренский и не пытался гадать, он думал о том, как бы поделикатнее завести с товарищем разговор на довольно щекотливую тему: о кознях, которые пыталась строить против Ковалева его гражданская жена.
— Ты будто повеселел, — сказал ему Арнольд как бы между прочим.
— Юлия выздоравливает! — ответил майор.
— Я за тебя рад… Значит, Поплавский ей больше не нужен?
— Как так, не нужен? — Аполлон повернулся к нему вместе со стулом. — Я не сказал, выздоровела, а сказал, выздоравливает. Разницу ущучил?
— Ущучил. А как она к тебе относится?.. То есть я хотел сказать, у вас все нормально? — последнюю фразу он произнес уже скороговоркой, заметив как сразу напряглось лицо Аполлона. — Ну, чего ты стойку-то сделал? Нельзя поинтересоваться, как друг живет? Ты же меня спрашиваешь…
— Или мне показалось, или в твоих словах что-то прозвучало, не понял: то ли жалость, то ли осторожность. Как будто ты и предупредить хочешь, и обидеть боишься…
Арнольд в который раз про себя подивился прямо-таки звериному чутью Аполлона. Виолетту ему удавалось обманывать, если он не хотел её зря тревожить, или что-то рассказывать. Она спрашивала, что случилось, он отвечал, ничего, на том расспросы и кончались.
Аполлон же мог вывернуть его наизнанку. Так что приходилось ему рассказывать то, чего и не собирался. Но сегодня Арнольд решил все-таки попытаться обойти его извечную настороженность. Как говорится, и капитал приобрести, и невинность соблюсти.
— Тебя не обманешь, — широко улыбнулся он. — А настороженность у меня такого сорта, что ежели ты не в духе, я со своей просьбой и приставать к тебе не стану.
— Что же это за просьба такая?
— А такая, что хочется мне в отпуск пойти…
— Отпуск? Какой отпуск? Я не знаю такого слова!
Лицо майора вроде никаких эмоций не выражало, но Аренский достаточно его знал, чтобы пропустить некий промелькнувший в глазах начальника и друга огонек.
— Понятное дело. Устал. Семейная жизнь кого хочешь утомит: где был, что делал, почему задержался… А на время твоего отпуска скрипачка пусть с Растопчиной живет или её в лагерь вернуть?
