Дженнифер Блейк - Полночный вальс
Украшением площади стали выросшие, как грибы после дождя, первые в Америке доходные дома. Построенные из красного кирпича с металлическими украшениями, они производили впечатление достатка и комфорта. Собор тоже обновили: построили новую колокольню, переделали первый пресвитерианский придел так, чтобы он сочетался с изящной постройкой знаменитого Кабильдо, покрасили наружные стены. Строительство и ремонт продолжались всю прошлую зиму, и теперь площадь стала приятным местом для прогулок.
К площади примыкали крытые ряды французского рынка, который на время сиесты замирал, как, впрочем, все в этом городе. Мясо, рыбу, овощи и фрукты новоорлеанцы покупали обычно с утра, когда все было достаточно свежим. Тем не менее, несколько лотков в ожидании случайных покупателей оставались заваленными различной снедью: увядшей зеленью, початками кукурузы, корзинками с картофелем, пучками моркови, вилками капусты, длинными гирляндами сушеной фасоли, а также тушами мяса и бочонками соленой рыбы, над которыми роились полчища мух. Когда-то этот рынок был совсем другим: здесь, среди свежесрезанных цветов и продуктов, гуляли, встречались друзья и знакомые, совершались сделки на обмен товарами.
Роберт и Амалия миновали участок пристани, где обычно швартовались пароходы. Дальше стояли сухогрузы: одни нацелились своими бушпритами на город, другие сонно клевали носами, а третьи просто раскачивались, следуя течению реки. Палящее солнце освещало свежеокрашенные части судов, отражалось в начищенных до блеска медяшках. Палубы заполняли пассажиры, они гуляли, о чем-то беседовали, собираясь группами, или сидели в тени парусиновых тентов. Некоторые почтовые пароходы стояли наготове, и их трубы нещадно дымили, вычерчивая в прозрачном воздухе серые дорожки. У самых дальних причалов стояли корабли с мачтами, напоминающие распятых людей. Их было пять: два стояли на погрузке, а остальные — на некотором расстоянии от берега дожидались своей очереди, но нужного среди них не было. Оставив. Амалию в фаэтоне под надвинутым верхом, защищавшим ее от солнца и любопытных взоров, Роберт отправился в контору пароходной компании, выяснить что-нибудь о клипере, который они искали.
Амалия сидела, обмахиваясь веером и поправляя то и дело юбки, которые нагревались от любого проникшего в фаэтон солнечного луча. На ее верхней губе выступили капельки пота. От нечего делать Амалия наблюдала за работой портовых грузчиков, которые, сверкая обнаженными торсами, таскали бочонки, корзины, тюки, катали тяжелые бочки. Не занятые на погрузке парни спати, устроившись на тюках с хлопком. Внимание Амалии привлекла поднимавшаяся по улице негритянка средних лет в безупречно чистом фартуке из грубой бумажной ткани и в белом платке. Она несла, придерживая рукой у бедра, сплетенный из соломы поднос, на котором были расставлены и прикрыты от мух салфеткой молоко, сладости, орешки. Грузчики окружили торговку и, не обращая внимания на надсмотрщика, лезли в карман за монетами. Наконец отошел последний из них, жуя на ходу купленные сладости.
Все это время торговка не спускала глаз с сидевшей в фаэтоне Амалии. Обслужив грузчиков, негритянка подошла к экипажу и, словно дразня, приподняла край салфетки.
— Купите сладенького, мамзель. Лучшее, что есть в Новом Орлеане, — пропела она.
До Амалии донесся сладковатый запах вскипяченного молока, и к горлу подкатила тошнота. Она быстро заработала веером, отворачиваясь в сторону.
— Нет, спасибо, — произнесла Амалия с трудом. — Я… мне что-то нездоровится.
Женщина прикрыла сладости салфеткой, окинув даму в экипаже опытным взглядом.
— Что вам нужно сейчас, так это простой сухарик, мамзель. Принести?
— Вы очень добры, но через минуту все будет в порядке.
— Или через несколько минут, да? — улыбнулась негритянка. — Ничего страшного, дорогуша, это со всеми нами случается.
Амалия смущенно улыбнулась, а женщина, приветливо кивнув, отправилась по своим делам. По утрам она чувствовала себя нормально, хуже — днем. Как ни странно, раздражали ее только запахи, причем, не какие-то определенные, а все и по-разному. Например, утром сладковатый аромат цветов казался Амалии приятным, а через несколько часов ее уже тошнило от этого запаха. Странно, конечно, но других недомоганий, кроме, может быть, боли в набухших сосках, она не испытывала. Вообще-то этих признаков беременности вполне хватало для положительного заключения, но радости из-за сложившейся ситуации Амалия не испытывала.
Она подняла глаза и увидела Роберта. Мрачное выражение на его лице не предвещало радостных известий. Не дожидаясь, пока он скажет что-нибудь сам, Амалия спросила:
— Ну, что там?
— Мы опоздали. Нужный нам клипер снялся с якоря.
— Когда? — Амалия затаила дыхание, так боялась она ответа.
— Вчера вечером.
— Я так и думала.
— Не кори себя, — сказал он жестко. — Если бы ты приехала сюда сразу, как только сошла с парохода, ты все равно не успела бы.
Амалия облегченно вздохнула. Она сумела изобразить на лице нечто похожее на улыбку и согласно кивнула.
— Я попытался разузнать о матросе, который нас интересует, — продолжил Роберт, — но мне ничего не смогли сказать. Думаю; капитан не сообщил властям об исчезновении матроса. Дело это в портах настолько обычное, что комментарии, как говорят, излишни.
— Что же нам делать? — спросила Амалия растерянно.
— А что бы ты делала, если бы приехала сюда одна? — Роберт окинул Амалию пристальным взглядом.
— Не знаю, я не думала об этом, — сказала она нерешительно. — Скорее всего, второй матрос благополучно добрался до корабля и теперь возвращается в Китай.
— Логично, — согласился Роберт.
— Наверное, надо ехать домой?
— Да, надо! — Роберт забрался в фаэтон, отвязал вожжи от столбика с кольцом, но потом вдруг остановился. — Пожалуй, стоит порасспросить в постоялых дворах и пивных, на всякий случай, — сказал он задумчиво, — вдруг этот человек так и не появился на корабле, или у него были веские причины, чтобы корабль ушел без него? Попробовать стоит, хотя бы потому, что у нас есть его изображение.
Вместо ответа Амалия развернула рисунок Айзы, который лежал свернутым в трубочку на сиденьи рядом с ней. Роберт направил экипаж в обратный путь. Продолжая рассматривать карандашный рисунок, Амалия заметила уголком глаза очертания знакомых домов.
— Это не тот квартал, который нам нужен, — сказала она, отрываясь от бумаги.
— Тот самый. Я везу тебя домой.
— Но я не хочу домой, — возразила Амалия.
— Не думаю, что этот человек остановился в отелях «Сент-Луис» или «Сент-Чарльз». Скорее всего он забился в одну из нор самой грязной части города, где никогда не бывает дам, и никто не имеет ни малейшего представления, как вести себя с ними.
