Сабрина Бродбент - Если в сердце живет любовь
— Сколько стоит комната? — спрашиваю девицу за конторкой. В ушах у нее огромные кольца, на глазах голубые тени до бровей, а во рту жвачка.
— Семьдесят девять, — отвечает она, не отрываясь от яркого журнала, который читает.
— Подойдет, — говорю я.
— Плюс налог, — уточняет она и смотрит на меня с подозрением.
Пока этого достаточно. Даже телевизор есть.
Медленно просыпаюсь. В первый момент все замечательно. Я дома, в своей постели, на своем любимом белье из «Блумингдейла». Папа жив, я не беременна, и вообще все в порядке. Но потом открываю глаза, реальность наплывает, а вместе с ней приходит осознание несчастья. Даже двигаться не хочется: сразу почувствуются чужая кровать, дешевое белье, электризующееся нейлоновое покрывало, неприятные синтетические подушки, неопределенность и незащищенность. Вечером Тэкери обнаружил под кроватью использованный презерватив, а из-за стены до глубокой ночи доносились звуки, достойные олимпийской медали в сексе, но вовсе не ушей пятилетнего ребенка. Наступило субботнее утро, и очередной уикэнд я встречаю бездомной, с двадцатью шестью долларами в кошельке. Интересно, дно кризиса уже достигнуто? Закрываю глаза и мечтаю, чтобы день исчез, а тьма поглотила меня навсегда.
— Мамочка, ты проснулась?
Тэкери вылезает из стоящей у противоположной стены узкой кровати и ложится рядом со мной. Обнимаю сына, и на мгновение мир кажется чуть светлее.
— Что мы будем сегодня делать?
— Не знаю, милый, — грустно признаюсь я. Здесь оставаться все равно нельзя. Денег нет. Ощущение болезненной тяжести в желудке возвращается, и я тревожно вздрагиваю. Что ж, заслужила.
— Выглядишь просто ужасно. Когда ты в последний раз ела? — спрашивает Эшли, едва открыв дверь. К счастью, он позвонил, и мы с Тэкери сразу поехали к нему, в дорогую квартиру-пентхаус.
— Во всяком случае, у тебя есть работа, — прагматично заявляет брат.
Эшли всегда первым делом думает о деньгах. Мы сидим за полированным столом из палисандрового дерева и задумчиво созерцаем пустые тарелки из-под яичницы с ветчиной, которую он нам приготовил, и грязь, оставшуюся после Тэкери. Сам Тэкери радостно и азартно вскрикивает в спальне: играет в пинбол.
— Только до поры до времени. Стивен слишком скуп, чтобы оплачивать декретный отпуск.
— Значит, собираешься оставить ребенка? — осторожно осведомляется Эшли. — Это вовсе не обязательно.
— Понимаю. — Мысль заставляет вздрогнуть. Было бы очень печально избавиться, особенно после того, как мы с Адамом приложили столько усилий. — Не знаешь, существует ли какой-нибудь метод установления отцовства?
— Только тест ДНК после рождения ребенка, — отвечает Эшли. Он всегда увлекался естественными науками. Когда клонировали овечку Долли, праздновал научный прорыв с шампанским и уверял, что новый успех генетики — одно из величайших достижений человечества. — Насколько мне известно, других технологий пока не существует. — А разве результат что-нибудь изменит?
— Возможно. Если отец ребенка — Адам, то, может быть, он примет меня обратно.
— А если Бретт?
— Бретт слишком ненадежен. Когда узнал о Тэкери, сначала повел себя благородно, а потом сбежал. Да и вообще о нем речь не идет. Сейчас он занят Беллой.
Эшли качает головой и вздыхает:
— Разумеется, можешь жить здесь сколько захочешь.
Он широко разводит руки, словно обнимая свое любимое жилище. Квартира находится в Западном Голливуде, на шестом этаже башни, построенной в стиле ар-деко. Просторная и красивая — не зря Эшли много лет собирает мебель ар-деко, под стать самому зданию. Но здесь всего лишь две спальни и нет сада для игр и беготни моего живого, непоседливого и шумного сына.
— Спасибо, — с искренней признательностью благодарю я. Убираю со стола тарелки, а потом тщательно собираю с пола кусочки ветчины — следы завтрака Тэкери. Эшли, как всегда, очень добр, но стеснять брата неудобно.
— А еще всегда есть мама, — с сомнением в голосе продолжает он.
— Будем надеяться, что так далеко дело не зайдет. Мы оба с усилием смеемся. Уношу тарелки в кухню.
— Как по-твоему, можно рассчитывать на какие-нибудь средства от папиного наследства? — спрашиваю, возвращаясь в столовую. — Знаю, что адвокат предупреждал, чтобы не особенно надеялись, но сейчас деньги не помешали бы.
Эшли пожимает плечами.
— Судя по всему, хорошего в наследственных делах мало, — мрачно признается он. — Агент присвоил колоссальные деньги. К тому же папа много лет жил не по средствам. Боюсь, Хизер придется расстаться с домом.
Почти невозможно представить, что дом уйдет из нашей семьи. Так хотелось верить, что, несмотря на препятствия, нам все-таки удастся его сохранить.
— Знаешь, что она спелась с Расселом Андерсом из «Стьюпид лаки догз»?
— Быстро, однако. — Эшли ничуть не удивлен. — Впрочем, мне эта дама всегда казалась ловкой вымогательницей.
— Думаю, просто заботится о собственном благополучии, — замечаю я и только сейчас в полной мере осознаю практичность Хизер.
Почему мне не удается вести себя так же напористо? Почему жизнь завела в ловушку? На какие средства жить дальше? Снова просыпается отчаяние. Те тысяча двести долларов в неделю, которые мне платит Стивен, едва покроют цену жилья. А школа Тэкери? Что же делать? По щеке ползет слеза, за ней еще одна и еще. Эшли через стол неловко сжимает мою руку, но остановить поток уже невозможно.
— Какая нелепость! — рыдаю я. — Какая глупость! — Чувствую, что под носом становится совсем мокро. — А самое гадкое, что страшно обидела Адама. Для него это жестокий удар. Ты бы видел его лицо.
Эшли исчезает. Бурные эмоции никогда не были его стихией, а рыдающая женщина — серьезное испытание нервов. Возвращается с рулоном туалетной бумаги.
— Адам постепенно успокоится, — бормочет он, чтобы хоть как-то меня утешить.
— Успокоится ли? Мне так страшно: он жутко страдал. — Отрываю от рулона солидный кусок и сморкаюсь.
— По-моему, он всегда чувствовал, что ты неравнодушна к Бретту, — мягко поясняет Эшли.
— Ничего подобного. Совершенно равнодушна. Почему всем что-то кажется?
Эшли хмурится.
— Настало время говорить начистоту, — сурово заявляет он. — Так вот: Адам всегда считал, что в твоих глазах недотягивает до Бретта. Во многом, конечно, виновата его ревность, но она ведь на чем-то основана, верно?
Сказать нечего. Сдержанный, замкнутый Эшли выразился достаточно откровенно, да и Адама он знает лучше, чем все остальные, вместе взятые.
— Пусть Адам вернется на работу, нырнет в новый сценарий, может быть, даже снимет новый фильм. Дай ему время. Он честолюбив, а потому скоро отвлечется. Другой вопрос: чего ты сама хочешь?
