Жюльетта Бенцони - Маньчжурская принцесса
Ко всему прочему из Лимпии открывался превосходный вид. Между склонами горы Борон и Замковой скалой притулились старые домишки, пестревшие гаммой красок от охряной до ярко-пурпурной, от бледно-розовой до коралловой. Дома утопали в зелени, повсюду сушились сети. Воды в порту, конечно, потеряли свою былую прозрачность, пятна нефти порой заменяли там сверкающую пену прошлых времен, но террасы небольших кофеен в час аперитива все так же заполняла шумная пестрая толпа, наполняя порт смехом и шутками. Посреди этого разноцветья длинный белый корпус «Робин Гуда» выглядел необыкновенно элегантно, особенно на фоне суровых руин старинного замка, возле которого он был пришвартован.
Лорд Шервуд встретил Орхидею на борту яхты. Он едва заметно улыбался, а это означало, что лорд чрезвычайно доволен и весел.
– Вы сама точность, баронесса, и я счастлив. По правде сказать, я пригласил вас к этому часу, чтобы поболтать до прихода остальных гостей. Позвольте предложить вам шампанского?
Он провел Орхидею на переднюю палубу, где под тентом располагались столик с напитками и несколько ратанговых кресел. Сикх, которого она накануне уже видела и который, видимо, выполнял функции шофера и метрдотеля, стоял возле стола, готовый обслужить их. Орхидея отказалась от шампанского и попросила бокал порто. Хозяин предпочел шотландское виски; наполнив бокалы, сикх удалился.
– О чем вы хотели со мной поговорить? – спросила молодая женщина.
– Я думал, вам будет интересно узнать результаты вчерашней дуэли.– Конечно. Утром я получила от князя записку в сопровождении великого множества цветов. Из чего заключила, что с ним все в порядке. Но, по правде сказать, я немного волнуюсь за его соперника.
– Не беспокойтесь. Он в добром здравии. Да вы и сами скоро в этом убедитесь: я пригласил его, а заодно и даму, которая любезно предоставила нам свой сад. Оказалось, что она дружна с князем Григорием.
– Итак, благодаря Богу, это глупое приключение не обернулось драмой.
– Драмой? Скажите лучше – буффонадой, баронесса.
И он принялся рассказывать, что бой кончился очень быстро, буквально после нескольких выпадов соперники одновременно ранили друг друга.
– Мы с секундантами договорились вести бой до первой крови. Женщина, за честь которой они бились, не стоила того, чтобы умирать за нее. Дальнейшие события подтвердили правильность наших рассуждений: мы увидели ее в карете возле ворот поместья, где состоялась дуэль, в опереточном трауре да еще в компании репортера из «Пти Нисуа»...
– Она предупредила журналистов?
– Во всяком случае тех, кого смогла разыскать. В ее профессии реклама значит многое. Она и мечтать не смела, что из-за нее будут драться на дуэли.
Орхидея не могла удержаться от смеха.
– Если я правильно вас поняла, оба соперника ранены? За кем же она взялась ухаживать?
– А вы как думаете?
Орхидея ответила не задумываясь. Она не получила бы столько цветов от Григория-несчастного.
– Держу пари, за тем, кого она называет «Гри-Гри». Разве можно отвернуться от того, кто дарит вам сокровища Голконды?
– В самую точку! Она бросилась ему на шею, размазывая слезы и посылая проклятия бедняге Альфиери, но тот уже не слышал. Он испросил разрешения укрыться в моей машине от журналистов.
– Он итальянец, не так ли? Вы знакомы с ним?
– Он из Рима... вернее с Сардинии. Да, именно так. Он много путешествует, но всегда приезжает в Ниццу на карнавал. По-моему, у него здесь дом.
– В общем, вы его не знаете. Я тоже, и все же вы нас вместе пригласили сегодня. Зачем?
Лорд Шервуд ответил не сразу, внимательно посмотрев на свою прелестную гостью:
– Ваше зеркало, мадам, лучше меня ответит на ваш вопрос, – произнес он галантным голосом. – Скажу только, я люблю принимать необыкновенных людей. Одни из них становятся моими друзьями, другие исчезают навсегда. Княгиня Юрьевская – именно она помогла нам – относится к числу первых. Это необыкновенная женщина. Она была очень красива, но от красоты ее, к сожалению, ничего не осталось. Царь Александр Второй женился на ней морганатическим браком и, несомненно, возвел бы ее на престол... но был убит. После его смерти княгиня уехала из России и живет большей частью в Ницце, у нее на холмах большая цветочная плантация.
– А... граф Альфиери тоже показался вам выдающейся личностью?
– В каком-то смысле – да. К тому же он хотел быть вам представленным.
– Мне? Что за мысль!
– В этом нет ничего странного. Очевидно, вы произвели на него большое впечатление.
– Я вовсе не чувствую себя польщенной. Мадемуазель д'Оврэй тоже, по-видимому, оказала на него впечатление...
Шервуд рассмеялся:
– Как бы там ни было, баронесса, делайте с ним что хотите. Если этот итальянец вам не понравится, здесь вы не обязаны быть с ним вежливы... Извините меня!
Он поднялся навстречу чете своих соотечественников, лорду и леди Куинборо. Лорд был человеком любезным и благодушным, владел, несомненно, самой большой в Европе коллекцией морских пейзажей; его жена оказалась не очень красивой, но весьма изысканной американкой, страстно увлеченной музыкой. Они были уже не молоды. Вслед за ними прибыл еще один весьма запоминающийся американец: около шестидесяти, воинственные усы, шляпа набекрень, загорелая кожа и юношеская моложавость. Звали его Джеймс Гордон Беннет, он был директором влиятельнейшей «Нью-Йорк Геральд» и учредителем автомобильного Кубка, который каждые два года оспаривали лучшие гонщики Европы. Он частенько бывал в своем имении в Болье.
На некоторое время Орхидея почувствовала себя чужой среди этих говорящих по-английски людей – ей так и не удалось в должной мере овладеть этим языком, – но лорд Шервуд представил их друг другу по-французски, и она поняла, что все трое свободно говорят на нем. Орхидея быстро нашла своем место в общем разговоре, приправленном шампанским и виски. Леди Куинборо оказалась на удивление любезной женщиной.
– Мы тоже остановились в «Эксельсиоре». Признаюсь, вы для меня загадка. Мы даже поспорили с мужем о вас.
– Обо мне? – Орхидея слегка возмутилась. – По какому поводу?
– Муж считает, что вы евразийка. А я с ним не согласна.
– А каково ваше мнение?
Но Орхидее не суждено было узнать, что думала о ней леди Куинборо: окруженная дюжиной слуг, на палубе появилась женщина лет шестидесяти, ее заплывшее жиром лицо походило на пожелтевшую слоновую кость. На ней было пышное траурное платье, на шее – жемчужное ожерелье, крупные жемчужины позвякивали при каждом ее шаге. За исключением великолепных золотисто-русых, чуть тронутых сединой волос от былой красоты Екатерины Долгорукой, околдовавшей царя всея Руси, почти ничего не осталось. Чего было в избытке, так это гордости. Орхидея почувствовала это тотчас. Она лишь весьма приблизительно знала нравы европейских дворов, поэтому поклонилась Долгорукой с почтением, как старшей по возрасту, и, к несчастью, назвала ее княгиней.
