Филиппа Грегори - Любовник королевы
Елизавета нервозно засмеялась и спросила:
– Что это такое? Как оно меня убережет?
– Это нечто вроде панциря. Ты будешь моим оруженосцем и наденешь его на… нужное место.
– А следов у меня… там… не останется? Служанки слишком глазастые.
Роберт улыбнулся и заявил:
– Останется лишь легкий след на твоих губах. Зато внутри у тебя будет бушевать пожар. Это я тебе обещаю.
– Я немножко боюсь.
– Елизавета, любовь моя, – нежно проворковал Роберт, подошел и осторожно снял с нее чепец. – Не бойся. Все будет замечательно.
Рыжее кружево волос разметалось по ее плечам. Роберт поцеловал несколько завитков, потом притянул зачарованную Елизавету к себе и впился в ее губы.
– Моя Елизавета… наконец-то моя, – прошептал он.
Происходящее казалось ей сном. Ее тело, истомившееся от желания, жаждало познать высшую плотскую радость. Роберт догадывался, что она сразу откликнется на чувственные ласки, но Елизавета превзошла все ожидания. Под его опытными руками она потягивалась и изгибалась, словно кошка, которой чешут за ухом. Стыд был ей неведом. Она быстро разделась догола, улеглась в постель и протянула к нему руки. Когда его грудь прижалась к ее лицу, оно лихорадочно пылало от желания. Роберт не торопился овладеть ею. Ему хотелось ощутить каждый дюйм ее кожи, пройти пальцами все ложбинки и выпуклости, перецеловать все, от макушки до мизинцев на ногах. Он поворачивал Елизавету, как куклу, пробовал, как редкостный деликатес, не настаивал, терпеливо ждал, когда волна ее желания достигнет пика. Роберт вошел в нее только тогда, когда услышал, что она хочет ощутить его внутри себя. Сомкнутые ресницы Елизаветы вздрагивали, розовые губы улыбались.
В воскресный день семейство Хайд, Лиззи Оддингселл, леди Дадли и все домашние слуги отправились в церковь. Там они чинно расселись на семейной скамье, соблюдая иерархию. Женщины устроились впереди, а мужчины сзади.
Эми стояла на коленях и смотрела, как отец Уилсон держит дарохранительницу, повернувшись лицом к прихожанам. Этого требовали новые правила службы. Ни один английский отец церкви не пожелал им подчиниться, предпочтя Тауэр и тюрьму Флит. Оксфордский епископ Томас не стал дожидаться ареста и бежал в Рим. Его место оставалось незанятым. Никто из истинных служителей Бога не соглашался совершать обряды в еретической церкви Елизаветы.
Эми завороженно следила за движениями священника. Ее губы шептали молитву. Отец Уилсон благословил облатку, потом пригласил паству встать и принять причастие.
Словно во сне, Эми поднялась, подошла к священнику и смиренно склонила голову. Облатка прилипла к ее языку. Эми закрыла глаза и стояла, сознавая, что сейчас, вкушая тело Христово, она соединяется с живым Богом. Причастие было величайшим чудом, которое никто не мог объяснить и не отваживался отрицать.
Вернувшись к скамейке, Эми вновь склонила голову и стала шептать молитву:
– Господи, верни его ко мне, избавь от греха гордыни и еще одного, имя которому – та женщина, наставь на путь возвращения.
После службы, когда священник возле ворот прощался с прихожанами, Эми взяла его за руку и прошептала:
– Святой отец, я хочу исповедоваться, а потом прослушать мессу так, как это положено.
– Ты же знаешь, что теперь это запрещено, – так же шепотом ответил он. – Я могу выслушать твою исповедь, но молиться обязан по-английски.
– Я не буду чувствовать себя освободившейся от греха без… настоящей мессы, – сказала Эми.
– Дочь моя, это желание исходит из твоего сердца?
– Да, святой отец. Более всего я нуждаюсь в отпущении грехов и Божьем милосердии.
– Хорошо. Приходи сюда в среду, часов в пять. Только никому не говори. Просто скажешь, что идешь помолиться. Прошу тебя, не проболтайся. Нынче это вопрос жизни и смерти. Леди Дадли, об этом не должен знать даже твой муж.
– Его грех я как раз и намереваюсь искупить, – угрюмо призналась Эми. – Да и свой тоже, поскольку подвела мужа.
Священник видел, как болезненно исказилось ее лицо.
– Ах, леди Дадли, ты едва ли могла его в чем-то подвести! – воскликнул отец Уилсон, движимый не столько пастырской обязанностью, сколько обычной человеческой жалостью.
– Увы, святой отец. Я подводила его много раз. Теперь он уехал от меня, и я не знаю, как мне жить без него. Только Бог может восстановить наши прежние чувства, вернуть нам былую любовь… если, конечно, муж простит мне мое нерадение, не достойное хорошей жены.
Священник наклонился и поцеловал ей руку, сожалея, что больше ничем помочь не в силах. Потом он глянул по сторонам, не подслушивал ли кто их разговор. Невдалеке стояла Лиззи Оддингселл.
Увидев, что Эми закончила говорить, подруга подошла, взяла ее за руку и сказала:
– Пошли домой, а то потом жарко будет.
Турнир роз происходил в пятнадцатый день июля. Весь двор Елизаветы только и думал о том, какие наряды они наденут, в каких доспехах будут состязаться, какие розы прикрепят к одежде, какие песни и танцы станут исполнять и, конечно же, чьи сердца разобьют. Но мысли Сесила были далеки от грандиозного празднества. Он думал исключительно о последнем письме Трокмортона, полученном из Парижа.
Июля девятого дня
Он быстро угасает. Каждый день я ожидаю известия о его смерти. Как только это станет печальной реальностью, я Вам тут же сообщу. На трон Франции взойдет Франциск II. Мария уже видит себя королевой Франции, Шотландии и Англии. Это не досужие предположения. Мои шпионы видели наметки воззваний, подписанных именно так. Учитывая могущество Франции и доминирование семейства Гизов, они постараются сделать Шотландию своим троянским конем, и тогда их нельзя будет остановить. Да поможет Бог Англии и Вам, мой старый друг. Я с ужасом думаю, что Вы – наш последний главный советник. Все надежды, какие у меня были, рухнули.
Сесил расшифровал письмо и несколько тягостных минут сидел, глядя на ровные строчки. Затем он взял лист и направился в покои королевы. Елизавета весело смеялась с фрейлинами, наряжаясь к турниру. Летиция Ноллис в ослепительно белом платье, к которому была прикреплена темно-красная роза, сплетала для королевы корону из роз. Сесилу подумалось, что вести из Парижа будут подобны летней буре, какие появляются неведомо откуда и могут за пару часов согнуть и сломать все розовые кусты в саду.
Елизавета избрала для турнира светло-красное платье с белыми шелковыми вставками на рукавах, украшенных серебристыми кружевами. Голову она повязала светлой шелковой лентой, усыпанной белыми и розовыми мелкими жемчужинами. Это создавало впечатляющий контраст с ее медно-рыжими волосами.
