Эйна Ли - Очаровательная незнакомка
— Кажется, мне удалось найти постоянную работу, Селеста, — ответил молодой человек и быстро направился куда-то вниз по улице.
Селеста последовала за ним. — И что это за работа?
— Управляющим в городской магазин.
Он остановился, давая девушке возможность догнать его. Ее глаза засверкали от восторга.
— Управляющий, подумать только! Но ведь это не просто работа, Роберт, — она же дает вам определенное положение.
Они пришли в порт, где Роберт забрал остаток своего жалованья — в последнее время он продавал там билеты. На обратном пути молодые люди зашли на рынок, купили буханку хлеба, кусок сыра, несколько яблок и вернулись домой. Во время их скудной трапезы мысли Роберта беспрестанно обращались к тому, как им вдвоем разместиться в его комнате.
— Из чего бы смастерить тюфяк, а?
— Жаль, что у нас нет соломы, — сокрушенно заметила Селеста.
— Ну конечно, как же я раньше до этого не додумался!
Она не успела надкусить яблоко, как Роберт уже выбежал за дверь.
Увидев сына, Генри Скотт расплылся в довольной улыбке. Энджелин отсутствовала всего неделю, а старик уже начал скучать по ней. Вспоминая дочь, он предвкушал их будущую встречу. Правда, это произойдет еще очень нескоро… Вот почему появление сына так обрадовало Генри. Он обнял Роберта и с любопытством оглядел Селесту, которая робко зашла в стойло, чтобы полюбоваться лошадьми.
Заметив ярко размалеванные щеки и губы девушки, Генри сразу понял, что его сыну пришлось довольствоваться проституткой в качестве подружки. И хотя честь дочери всегда была для него больным вопросом, для сына он охотно сделал исключение — в конце концов, у мужчины существуют некоторые потребности, с которыми нельзя не считаться.
— Папа, мне нужна солома, — сказал Роберт.
— Да у нас тут ее полно, сынок. А сколько тебе нужно?
— Столько, сколько я смогу унести, — ответил молодой человек.
— Ну, это пустяки. Никто даже не заметит. А если тебе нужно больше, мы можем загрузить тележку, и я отвезу тебя в город.
— Да нет, мне хватит, — решил Роберт, после того как они вдвоем с отцом сделали солидную вязанку.
— А для чего тебе нужна солома, сынок?
Роберт заколебался, не зная, что ответить, и, в конце концов, решил сказать правду.
— Хочу сделать матрас.
Генри горестно покачал головой:
— У меня прямо сердце разрывается, как подумаю, что ты там живешь один, в холодной комнате!.. Ну почему бы тебе не переехать ко мне? У тебя было бы вдоволь горячей еды каждый день и теплая постель каждую ночь…
— Папа, мы уже это обсуждали. Я ни за что не стану жить в доме Руарка Стюарта.
— Ну и упрямый же ты парень, Роберт Скотт!
Роберт дружески похлопал отца по спине:
— Есть в кого, папа! А впрочем, я вовсе не так упрям, как ты думаешь. Завтра я приглашен на обед к миссис Стюарт. Может быть, я буду у нее работать.
Генри постарался умерить свои восторги из опасения спугнуть сына.
— Она замечательная женщина, сынок.
— Я тоже так думаю, папа.
Подхватив вязанку соломы, Роберт вскинул ее на плечо. С тяжелым сердцем смотрел Генри вслед сыну, который шагал по дороге рядом с Селестой. С тех пор как Роберт вернулся из госпиталя, он постоянно какой-то мрачный и подавленный — совсем не тот жизнерадостный мальчуган, каким отправлялся на войну. Интересно, с грустью спросил себя Генри, возобновится ли когда-нибудь та дружба, что царила между ним и сыном в былые времена?..
— Ах, сынок, ах упрямец, — пробурчал старик себе под нос, возвращаясь к прерванной работе.
За двадцать пять центов в неделю вдобавок к обычной квартирной плате домовладелец дал молодым людям еще одно одеяло и подушку. Возвратившись в комнату Роберта, они начали мастерить тюфяк, для чего в ход пошла солома, старые газеты и два полотенца. Селеста пришла в восторг от того, что получилось. Ночью, когда она сняла платье, собираясь ложиться, Роберт поспешно отвернулся, успев, правда, заметить роскошную белизну ее обнаженных плеч и рук. Потом, лежа в постели, он долго ворочался, не в силах уснуть.
На следующее утро молодой человек был сдержан и молчалив. Селеста приписала его настроение тому, что он нервничал, — оно и понятно, ведь ему предстояла новая работа. Вернувшись с обеда у Сары Стюарт, он как будто немного повеселел, но к вечеру снова впал в задумчивость.
Когда они вдвоем стали собираться на рынок, Роберт недовольно пробурчал:
— Ты бы хоть умылась, Селеста. Зачем всем показывать, что ты проститутка?
Она бы с радостью выполнила любую его просьбу, но такая откровенная грубость огорчила ее. Слезы тихо лились у нее из глаз, смешиваясь с водой и мылом, пока Селеста смывала краску со своих глаз и щек.
Вечером того же дня Роберт не прикоснулся к ужину, предпочтя выпивку еде, хотя накануне обошелся без бутылки. Затем он молча лег спать, даже не взглянув на Селесту.
Взбив тюфяк поудобнее, Селеста легла и тихо сказала:
— Спокойной ночи, Роберт.
Ответа не последовало. Ночью Селеста проснулась от его крика. Испуганная, она вскочила со своего тюфяка и при слабом лунном свете, лившемся в комнату, увидела, что Роберт беспокойно мечется по кровати. Она поспешила к нему и, склонившись над ним, попыталась понять, что именно он выкрикивает. При этом она заметила испарину на его лице. Испуганная девушка приложила руку ко лбу — к счастью, жара не было. Она вздохнула с облегчением. Ее движение разбудило Роберта, и он мгновенно сел на постели, удивленно озираясь.
— Ты разговаривал во сне, Роберт, — объяснила Селеста, продолжая легонько гладить его по лбу.
— Извини, если я разбудил тебя, — сухо бросил он. — Мне, должно быть, что-то приснилось.
Вспомнив его неистовые крики, она прониклась еще большим сочувствием.
— Это был не сон, мой дорогой, а кошмар. Ты даже бредил.
— Я уже видел его раньше… много раз.
Это прозвучало невразумительно.
— Может быть, тебе станет легче, если ты расскажешь мне обо всем?
Селеста забралась на кровать и взяла Роберта за руку. Как ни странно, он не сделал попытки выдернуть руку или отпрянуть, а лишь покорно подвинулся. Селеста свернулась калачиком рядом с Робертом и крепче сжала его ладонь.
Хрипловатым голосом, в котором чувствовалась скрытая мука, молодой человек сказал:
— Во сне я вижу себя самого. Я в Скотткрофте — это наш дом в Луизиане…
Он сделал паузу, стараясь получше припомнить то, что только что видел.
— Я хожу из комнаты в комнату, но там все так изменилось, что я ничего не узнаю. Будто бы ищу что-то, но что именно, и сам не понимаю. Потом я подхожу к входной двери и вижу маму. Она идет к реке. Я зову ее. Она останавливается, оборачивается ко мне, а затем продолжает свой путь…
