Кэтрин Куксон - Кэти Малхолланд. Том 1
— Будь умницей, лежи спокойно. Я скоро приду.
С этими словами она отошла от постели и, пройдя мимо него, вышла из комнаты. Он последовал за ней не сразу. Он еще некоторое время постоял на пороге спальни, глядя на Лиззи.
— У нее не в порядке с головой? — спросил он, возвращаясь на кухню.
— Она родилась такой. Она всегда была как маленький ребенок.
— А ты… С каких пор ты присматриваешь за ней?
Он стоял очень прямо, и теперь на его лице больше не было улыбки.
— С тех пор как наша мать умерла, я все время сижу с ней. И до этого мне тоже приходилось за ней присматривать. Мать была больна и не могла ухаживать за ней. Последние четыре года этим занималась я.
Она посмотрела на пирожки на столе, и его взгляд, следуя за ее взглядом, тоже устремился туда.
— Ладно, давай поедим, — сказал он.
Она достала из буфета тарелки и столовые приборы. Положив себе на тарелку пирожок, она села за стол и уже начала есть, когда он сказал:
— Хлеб. Я люблю пирожки с хлебом.
Она как раз жевала большой кусок пирожка, и ей пришлось трижды сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить.
— У меня нет хлеба, — сказала она, глядя на него через стол в тусклом свете свечи. Ее голос звучал вызывающе, но в глазах стояло отчаяние. — Я бы не пошла в «Якорь», если бы у меня дома был хлеб, — с горечью добавила она.
Он отложил вилку и откинулся на спинку стула. Сложив руки на коленях, он слегка наклонил голову и устремил на нее внимательный и удивленный взгляд. Он никогда в жизни не видел такого красивого лица, как у нее. Он побывал за свою жизнь во многих портах, во многих странах, знал много женщин, но ни разу ему не довелось столкнуться с подобной красотой. Слабое освещение не позволяло ему рассмотреть ее как следует, но того, что он видел, было уже достаточно. Эти огромные зеленые глаза… Он чувствовал, что набрел на что-то непостижимое. Нет, он был не в силах понять, как девушка такой необыкновенной красоты может жить в нищете, с больной сестрой и с братом. Неужели у нее не было мужчины, который бы заботился о ней? Куда они смотрят, эти бесчувственные англичане?
Он не любил англичан. Эти люди с серьезными лицами, с холодными душами и расчетливыми мозгами не умели смеяться, не умели радоваться жизни. Говорят, что все люди — братья, и он относился одинаково хорошо ко всем народам, независимо от их цвета кожи. Но, как бы он ни старался, он не мог ощущать братства с англичанами. Впрочем, они сами не были расположены к дружескому общению с людьми другой национальности. Здесь иностранца встречали с недоверием, в особенности, если он был моряком. А вот сейчас перед ним сидела эта девушка, эта бедная и одинокая девушка с лицом… с лицом ангела? Нет, ее лицо было не просто ангельским. Оно было красивым, невероятно красивым — у ангелов, наверное, не бывает таких лиц. Но кроме красоты в нем было и что-то еще. Это было лицо порядочной девушки, настолько порядочной, что она предпочитала голодать, но не воспользовалась своей красотой, чтобы найти мужчину, который бы заботился о ней. И все же он не мог поверить, что у нее нет мужчины. Это было слишком невероятно. Он подался вперед на стуле и положил локти на стол.
— У тебя ведь есть мужчина? — спросил он, заглядывая ей в глаза. — Скажи мне правду: у тебя есть мужчина?
— У меня нет никакого мужчины, — ответила она, поднимая глаза от тарелки. — Мне он и не нужен.
Ее спокойный тон поразил его.
— О нет! — воскликнул он. — У тебя должен быть мужчина. Ты не можешь оставаться одна.
— Могу, — сказала она, и теперь ее тон был резок.
— Мне очень жаль, что ты так считаешь, — сказал он, продолжая смотреть ей в глаза. — Очень жаль. Потому что у меня есть для тебя сюрприз. Теперь у тебя будет мужчина. Я, — он ткнул пальцем себе в грудь, — я твой мужчина.
Когда он сказал это, у нее был полный рот еды. Кусок застрял у нее в горле, и она закашлялась. Зажав ладонью рот, она вскочила из-за стола и отошла в сторону. Она стояла к нему спиной, склонив голову и прижимая одну руку ко рту, а другую к груди. Услышав, как его стул отодвинулся, она резко обернулась и, продолжая кашлять, посмотрела на него. В следующее мгновение она уже была в его объятиях. Одна его рука лежала на ее ягодицах, а другая придерживала ее под мышкой. Он заставил ее оцепеневшее тело изогнуться и прижал ее вплотную к себе. Она подняла глаза и посмотрела на склоненное над ней лицо. Его светлая борода пошевелилась, и его полные губы улыбнулись ей.
— Я твой мужчина, — повторил он. — Да?
Она дрожала всем телом, дрожала намного сильнее, чем когда он схватил ее на улице. Дрожала так, как не дрожала никогда в жизни. Она не могла понять, чем вызвана эта дрожь, потому что не испытывала страха. А если в ней и был какой-то страх, этот страх не имел ничего общего с теми страхами, которые ей пришлось пережить в прошлом. Тот страх, которым наполнились ее душа и тело в ту жуткую ночь, когда Бернард Розье затащил ее в свою постель, был совсем другим; и холодный ужас, который ей внушал Марк Бантинг, был совершенно иного рода. Но страх, который пробуждала в ней близость этого светловолосого бородатого мужчины, этого незнакомца, которого она встретила на улице всего лишь час назад, был каким-то странным. Скорее, она боялась не его, а себя самой, своих собственных чувств и ощущений… Ее пугало именно то, что она не боится этого незнакомого мужчину, которого должна бояться.
Его поцелуй был очень долгим. Она не ответила на поцелуй, но и не попыталась сопротивляться. От этого ее странный страх возрос. Она была больше не в состоянии управлять собой — она знала, что должна оттолкнуть его, но почему-то не могла этого сделать. Когда он поднял голову, он не посмотрел на нее, а вместо этого обвел взглядом комнату. Его взгляд остановился на кровати, и, не выпуская ее из объятий, он повел ее через комнату туда. Когда они остановились возле кровати, ее тело словно одеревенело и даже дрожь на мгновение прекратилась. Он, почувствовав эту перемену в ней, поднял ее на руки, как будто она была маленьким ребенком, и осторожно положил на кровать. Потом он лег рядом с ней, и тогда она снова задрожала. Ее дрожь усилилась, когда он обнял ее и привлек к себе. Крепко сжимая ее в объятиях, он некоторое время не шевелился и молчал. Когда он заговорил, его голос прозвучал очень мягко.
— Не дрожи, — сказал он. — Я не причиню тебе боли.
И он действительно не причинил ей боли.
Они шли по улице, и она смеялась. Смеялась от души, так, как не смеялась уже очень, очень давно. Она не могла припомнить, когда в последний раз испытывала такую беззаботную, всепоглощающую радость. Наверное, еще в детстве. В детстве она много смеялась, и у нее почти всегда было светло и радостно на душе. Но так бывает со всеми детьми. Все дети радуются жизни, пока не становятся взрослыми, и жизнь не начинает наносить им удары. А потом они превращаются в серьезных, отягощенных заботами людей и навсегда забывают, что такое настоящая радость. Но сейчас радость детства, словно по волшебству вернулась к ней, и она чувствовала себя такой счастливой и легкой, что, наверное, подпрыгнула бы и взлетела, если бы не несла в руках тяжелые свертки.
