Синтия Райт - Огненный цветок
Сегодня, сидя в одиночестве под ущербной луной над Бир Баттом, Лис поймал себя на том, что его мысли снова возвращаются в привычное русло.
«Я не принадлежу ни к одному из этих миров, — думал он. — Я получил слишком хорошее образование в мире белых, чтобы принять все обычаи лакота, и был очень хорошо просвещен индейцами, чтобы уважать свою собственную расу».
Он потер виски. Это была почва, которую он пахал уже множество раз, и каждая попытка выбраться из этой путаницы расстраивала его все больше и больше. Вероятно, пора попробовать способ Голодного Медведя.
«Что я потеряю?»
Лис снял с себя одежду, сложил ее и вступил в почти неподвижную воду, сверкающую серебром и черную при свете звезд.
«Я напуган, — думал он, и это открытие дало ему некоторое облегчение. — Напуган чем? Самим собой? Может быть. Правдой? Пора, действительно, набраться мужества. Духовного мужества, а не позерства и безрассудства, которые многие выдают за мужество».
Лис глубоко вздохнул и погрузился в воду, остро ощущая, как прохладная и чистая вода струится по его телу. Он лег на спину, расслабившись, и позволил постепенно всплыть верхней части тела. Немного прогнувшись в спине, он заставил всплыть все тело. Течение подхватило его и понесло, и он почувствовал невероятную легкость во всех своих членах. Его густые волосы мягко струились у него за головой, лаская затылок и плечи.
Чем больше он расслаблялся, тем более сильное магическое чувство охватывало его. Так лежал он, плывя по ручью, плывя в себя. Он приказывал себе прекратить борьбу. Наконец стремление к борьбе и даже мысли о ней покинули его. Тогда он открыл глаза и сквозь кружево листвы увидел над собой небо, усыпанное удивительно белыми звездами. Ему казалось, что такое чудо он видит впервые в жизни. Слеза скатилась по щеке Лиса и растаяла в прохладной воде.
И тут он понял. Он почти увидел протянувшуюся к нему руку. Ему ничего не оставалось, как принять ее. Он подумал об Энни Сандей, всегда так уверенной в жизни и в Боге. Иногда, в юности, ее непоколебимая уверенность в том, что правильно, а что нет, раздражала его, но ему всегда приходилось признать, что в ее суждениях присутствовал здравый смысл, а ее собственная жизнь лишь подтверждала ее мудрость.
— Бог никогда не оставит тебя, — говорила она. — Он терпеливо ждет, даже если ты считаешь, что не нуждаешься в посторонней помощи. Но придет день, когда тебя прижмет спиной к стене, и тут вмешается Божья милость. Ты лишь должен покориться, — объясняла Энни Сандей. — Когда ты постигнешь это, тогда ты действительно станешь мужчиной.
«Забавно… Голодный Медведь сказал почти то же самое. Вероятно, Энни Сандей и Безумный Конь, молясь, достигали одной и той же цели…»
По всему телу Лиса успокаивающе пробежала волна полного покоя. Закрыв глаза, он медленно поднял руку к звездному небу. Продолжая плыть по течению. Лис про себя молился: «Боже, прошу тебя, помоги мне. Направь меня к ответам, которые принесут мир в мою душу. Помоги мне твоей милостью открыть мудрость в собственном сердце. Прошу тебя, подними меня своею силой».
Словно вытянутый невидимой рукой, Лис вышел из воды. Со спокойным чувством найденного ответа он оделся и направился обратно в поселок.
— Ты изменился, — одобрительно заметил Голодный Медведь. — Это хорошо.
Откинув затвор типи, где он жил. Голодный Медведь произнес традиционное приветствие лакота:
— Хохане, Голубоглазый Лис!
Войдя в типи. Лис увидел, что женщина Голодного Медведя вместе с собакой спят в другой стороне типи. Горел свежий костер — по-видимому. Голодный Медведь не ложился, так как ожидал своего друга.
— Рад, что ты не спишь, — сказал Лис.
— Я не мог сомкнуть глаз в такое время. Входи. Посидим, покурим… Потом я дам тебе кое-что, сделанное для тебя сегодня ночью.
Он провел друга в заднюю часть типи, сел на хозяйское место и жестом указал Лису на сиденье справа от себя, сев на которое, гость оказывался лицом к востоку.
— Надеюсь, ты скажешь мне, что произошло… Я вижу по твоим глазам, что рассказ о твоем приключении будетважным.
Белозубая улыбка Лиса сверкнула в янтарном свете костра.
Ему хотелось быстрее выложить все Голодному Медведю, но чувство покоя придало ему терпения. Они долго курили вместе, ни одному из них не хотелось спать. Наконец Голодный Медведь отложил трубку в сторону и засунул руку за постель, в мягкий мешок из оленьей кожи, в котором хранил свое имущество. Он вынул оттуда тонкое ожерелье. Протягивая его Лису, Голодный Медведь гордо произнес:
— Я дарю тебе подарок, сделанный специально для тебя в честь нашего братства и путешествия, которое ты совершил этой ночью под луной.
Ожерелье, достаточно длинное, чтобы окружить шею Лиса, было сделано из крошечных голубых бусинок с тонким, острым зубом посередине.
— Я долго искал и торговался здесь, в поселке, пока не набрал нужного количества бусинок этого цвета. Кажется, они подходят к цвету твоих глаз. — А это, — Голодный Медведь показал на зуб в центре, — это зуб лиса! Я долго хранил его и всегда вспоминал о тебе, когда вынимал его из мешочка, в котором храню особые вещи.
Лис был очень тронут. Он посмотрел в темные глаза друга и многозначительно произнес
— Я всегда буду носить этот подарок. Благодарю тебя! — Лис с минуту подержал ожерелье в руне, тронутый вниманием в восхищаясь смыслом, вложенным Голодным Медведем в его подарок. Бусинки и полированный зуб были нанизаны на тонкую жилку буйвола. На обоих концах бус оставались свободные от бусинок дюймы жилки. Лис поднял за них ожерелье я завязал их сзади на шее: — Прекрасно подошло!
— Да! — Голодный Медведь поискал у себя в мешочке зеркало, давно приобретенное им у белых, и дал Лису полюбоваться собой.
Зуб точно улегся в волосах, вьющихся за ямкой на шее, а голубые бусинки действительно подчеркивали цвет его глаз.
Это был больше чем просто привлекательный подарок. Это был символ дружбы, который всегда будет ему напоминанием о народе лаваота и который он унесет с собой в мир белых.
— Я очень счастлив иметь такого друга, Голодный Медведь!
— Надеюсь, ты поделишься со мной своей историей, хотя бы частью ее. Некоторые вещи нельзя объяснить. Они принадлежат тебе одному. — Он зажег трубку, затянулся, и оба откинулись на подушки.
— Великий Дух, которого я называю Богом, снял тяжесть с моего сердца. — Сказав это. Лис почувствовал еще большее облегчение. — Я знал многое, о чем ты говорил мне на заре. Помню, ту же самую мудрость я слышал от собственной матери. Я понял, что не могу позволять другим указывать мне, что правильно, а что нет. Это понимание пришло ко мне и сняло груз с моей души. Я должен слушать только голос собственной совести и следовать ему без колебаний. — Лис принял трубку, какое-то время покурил и добавил: — Это было нелегко для меня, так как, с одной стороны, я представитель своего народа, а с другой — испытываю большую привязанность к народу лакота.
