Джулия Куинн - Лондонские тайны
Владимир посмотрел на него так, что Гарри стало ясно: ответ ему не понравится.
– Будем ждать, – сказал он. – С нами снова свяжутся.
– Я не собираюсь стоять здесь и…
– А что ты предлагаешь делать вместо этого? Расспросить по очереди всех гостей? В записке сказано никому не говорить. Мы уже ослушались, рассказав все тебе. Если это те люди, о которых я думаю, лучше их не сердить.
– Но…
– Ты хочешь дать им повод причинить ей вред? – спросил Владимир.
Гарри почувствовал, что задыхается. Будто кто–то схватил его за горло изнутри и душил. Он знал, что Владимир прав, по крайней мере, знал, что сам он не может придумать ничего удачнее.
Это было убийственно. Страх. Бессилие.
– Кто–то же должен был что–нибудь заметить, – произнес он.
– Я пойду и разузнаю, – предложил Владимир.
Гарри тут же ринулся к двери.
– Я иду с тобой.
– Нет, – возразил Владимир и выбросил вперед руку. – Ты слишком взволнован. Ты не сможешь принимать верные решения.
– Я не могу бездействовать, – возразил Гарри. Он снова почувствовал себя маленьким и беспомощным. Как в детстве, когда смотришь на проблему и видишь, что решений у нее нет.
– Ты и не будешь, – успокоил его Владимир. – Тебе многое предстоит сделать. Но позже.
Гарри смотрел, как Владимир идет к двери, но не успел тот ее открыть, как он закричал:
– Погоди!
Владимир обернулся.
– Она пошла в дамскую комнату, – сказал Гарри. – Она пошла в дамскую комнату после… – он откашлялся. – Я знаю, что она туда пошла.
– Это полезная информация, – Владимир медленно кивнул и выскользнул за дверь.
Гарри посмотрел на Алексея.
– Вы говорите по–русски, – произнес Алексей.
– Бабушка, – объяснил Гарри. – Она отказывалась говорить с нами по–английски.
Алексей кивнул.
– Моя бабушка была родом из Финляндии. Она вела себя точно так же.
Гарри бросил на него долгий взгляд, потом опустился в кресло и уронил голову на руки.
– Хорошо, что вы говорите на нашем языке, – заметил Алексей. – Немногие ваши соотечественники его знают.
Гарри попытался не обращать на него внимания. Ему необходимо подумать. Он не знал с чего начать – что из того, что он знает, поможет им определить местонахождение Оливии, – но он точно знал, что должен порыться в памяти.
А Алексей не умолкал.
– Я всегда удивляюсь, как это…
– Заткнитесь! – взорвался Гарри. – Просто заткнитесь. Молчите. Не смейте произносить ни единого чертова слова, если оно не касается спасения Оливии. Понятно?
На минуту Алексей застыл. Потом тихо пересек комнату, подошел к шкафу, достал с полки бутылку и две рюмки. Налил – по всей видимости, водки. И молча поставил одну рюмку перед Гарри.
– Я не пью, – бросил Гарри, не поднимая глаз.
– Это поможет.
– Нет.
– Вы же сказали, что вы русский! Вы не пьете водку?!
– Я ничего не пью, – коротко ответил Гарри.
Алексей посмотрел на него с некоторым любопытством, потом уселся в дальнем конце комнаты.
Рюмка стояла нетронутой где–то около часа, потом Алексей все же поверил, что Гарри сказал правду, взял ее и выпил сам.
***
Минут через десять Оливии, наконец, удалось успокоить свое собственное тело настолько, чтобы мозг ее начал работать нормально. Она понятия не имела, что может сделать, чтобы ускорить свое спасение, но казалось вполне разумным попытаться собрать как можно больше информации.
Определить, где ее держат совершенно невозможно. Или возможно? Она с трудом села и внимательно осмотрела комнату. В полумраке почти ничего не было видно. Свечку похититель унес с собой.
Комнатка была небольшая, мебель в ней разрозненная, но не потертая. Оливия наклонилась поближе к стене и вгляделась в штукатурку. Потом потерлась о нее щекой. Ровная и гладкая, без трещин и слоящейся краски. Подняв глаза вверх, она заметила лепные короны там, где стены соединялись с потолком. А на двери… С ее места на кровати сказать сложно, но похоже дверная ручка довольно дорогая.
Она до сих пор в резиденции посла? Возможно. Она согнулась и дотронулась щекой до голой кожи руки. Кожа была теплой. Если бы ее несли по улице, она наверняка стала бы холодной, ведь так? Конечно, она не знает, сколько времени лежала без сознания. Возможно, она находится здесь уже много часов. И все же она не чувствовала себя так, будто побывала на улице.
Она еле подавила взрыв истерического хохота. О чем она вообще думает? Она не чувствует себя так, будто побывала на улице? И что это значит? Она что, будет принимать решения, исходя из смутных подозрений насчет того, что было или не было, пока она была без сознания?!
Усилием воли она заставила себя остановиться. Ей срочно надо успокоиться. Она ничего не сможет сделать, если начнет каждые пять минут впадать в истерику. Она же умница. Она способна сохранять спокойствие.
Она просто обязана сохранять спокойствие.
Что она знает о резиденции посла? Она была там дважды, первый раз днем, во время официального представления принцу Алексею, а потом приехала вечером, на бал.
Здание было просто огромное, настоящий дворец посреди города. В нем, вне всяких сомнений, мириады комнат, в каждой из которых можно спрятать человека. Возможно, она в крыле, отведенном для слуг. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить комнаты для слуг в Ридланд–хаузе. Есть ли там на потолке лепнина? А дверные ручки там того же качества, что и в остальной части дома?
Никак не вспомнить.
Проклятье. Почему она не помнит? Разве она не должна это знать?
Она посмотрела на дальнюю стену. Там было одно окно, плотно завешенное бархатными шторами. Темно–красными? Темно–синими? Не понять. Ночь обесцветила все вокруг. Комната освещалась только лунным светом, сочившимся сквозь полукруглую верхушку окна над занавешенным прямоугольником.
Она замерла. Это что–то напоминает.
Она подумала, что хорошо бы выглянуть в окно, если ей удастся встать с постели. Это будет нелегко. У нее так туго связаны лодыжки, что она вряд ли сможет делать даже самые крошечные шажки. И еще, она раньше даже не представляла себе, насколько сложно сохранять равновесие со связанными за спиной руками.
Не говоря уж о том, что все надо проделать тихо. Если похититель войдет и обнаружит, что она выбралась из кровати, произойдет нечто ужасное. Очень осторожно и очень медленно, она перенесла ноги за край кровати, тихонько сползая вниз, пока ее ступни не коснулись пола. Точно так же, медленно, контролируя каждое движение, она встала, а потом, опираясь на разнообразные предметы меблировки, добралась до окна.
Окно. Почему оно кажется таким знакомым?
