Елена Арсеньева - Яд вожделения
– Как же это случилось, что я вас прежде никогда не видел? – спросил Александр Данилыч, пожимая Алене пальчики и красиво поводя плечами.
Она присела перед ним, как того требовала фигура, поймала жгучий взор, устремленный в глубины своего декольте, – и вдруг словно бес в нее вселился! Собственный страх, лютая тоска, вечное уныние сделались вдруг невыносимы. Невыносимы стали остерегающие взоры Катюшки, которая танцевала с Фрицем неподалеку, а сама так и ела Алену глазами. Невыносимо это ледяное, замкнутое лицо Аржанова, подпиравшего колонну и безотрывно глядевшего… на Меншикова. Почему, спрашивается? Да как угодно! Алена сердито отмахнулась от всего этого разом: и от неузнающего, нелюбящего Аржанова, и от назойливой Катюшкиной заботливости, и от себя самой, трясущейся от страха, чего-то ждущей: удачи, неудачи, любви, ненависти… Невыносимо захотелось хоть на несколько мгновений самой, как ей хочется, поиграть с той, которая вечно навязывала свои правила игры, – с судьбой. И, чувствуя себя так, будто прыгает с высокого берега в реку, Алена посмотрела прямо в глаза своего кавалера:
– О нет, сударь, вы ошибаетесь. Мы с вами уже встречались однажды.
– Только не говорите, что я вас не заметил! – взмолился Александр Данилыч.
– Не скажу! – повела бровями Алена. – Потому что вы меня очень даже заметили.
– Очень даже? – шутливо испугался хозяин. – Очень – это как? Я держал вас за руку? А может быть, даже целовал эту прелестную ручку? Или, господи помилуй, не только ручку?! Нет, такого я в жизни бы не забыл!
– Не держали, не целовали, не забыли! – тихо засмеялась Алена, кружась вокруг своего кавалера и оборачиваясь на него через плечо. Какой лукавый танец англез! – Мы с вами просто разговаривали. То есть вы разговаривали и смотрели на меня… сверху вниз.
На минуту прежняя Алена мелькнула где-то в толпе – с перепуганным лицом, воздев руки, – но ее сразу унес в неведомые дали тот же легкий, пьянящий ветерок, который кружил голову Алене новой, нынешней – бесстрашной, веселой… вовсе отчаявшейся!
– Не прощу себе этого! – ужаснулся Меншиков. – Готов всю жизнь смотреть на вас снизу вверх, вот как сейчас! – И он упал на одно колено, ибо того требовала фигура. – Надо думать, я упустил свое счастие, потому что был несусветно пьян, – продолжил он, приподнимаясь и вновь идя рядом с Аленою в лад музыке. – Но я хотя бы догадался сказать, что вы – обворожительная красавица? И что я в вас истинно влюблен?
– Нет, сударь, – ласково покачала головой Алена. – Сего промеж нас сказано не было…
– Дурак! – комически воздел руки Меншиков, и от удивления следующая за ним пара спутала фигуру.
– Но вы, – продолжила Алена, улыбаясь ему, как улыбалась бы отцу или любимому брату, как дорогому другу Ленечке, – но вы сделали больше. Вы пытались меня спасти… вы хотели помочь, а когда сие не удалось, вы назвали меня сестрой.
Александр Данилыч встал столбом, смешав весь танец.
– Это надо же, до чего ты, Алексашка, допился!.. Вовсе память отшибло! – пробормотал он со священным ужасом – и в то же мгновение от дверей закричали, что прибыл государь.
* * *Он появился – такой высокий, что Алене почудилось, будто головой своей царь касался потолка. Потом, через малое время, она поняла, что у страха глаза велики. Покинутая своим кавалером, который тотчас забыл обо всем на свете, кроме появления монарха, она забилась в один из дальних уголков и отсюда робко всматривалась в шевеленье разноцветных людских волн вокруг высоченной фигуры в парадном голубом гродетуровом[112] кафтане с серебряным шитьем. Петр, по обыкновению своему, явился без парика, и свет играл на его вороных кудрях. Сверкали глаза из-под грозных бровей, однако маленький рот смеялся, и голос не был грозным, когда царь скороговоркою поприветствовал гостей и замахал на желавших по-старинному приложиться к ручке. Двое или трое старых князей, опьяненных близостью столь высокой особы и вовсе одуревших, желали непременно пасть в ножки; их оттащили, пока государь, не терпевший дедовского благочестия, не заметил и не разгневался.
– Оставьте, оставьте! Нынче попросту! Простите, что припоздал, и продолжим веселиться!
Он махнул на хоры музыкантам. Ударил польский, и общество вмиг, словно того и ждало, разобралось по парам.
Первым выступал, разумеется, государь, ведя красивую, дородную Дарью Михайловну Меншикову, хозяйку дома. Во второй паре следовал Александр Данилыч все с тем же, уже знакомым Алене, лукаво-бесшабашным выражением лица. С ним была небольшая полная дама: яркая, темноглазая и темноволосая, не больно-то какая красавица, но разодетая в прах и очаровательная живостью, радостью жизни, сквозившими в каждом движении. Когда того позволяли фигуры, государь оборачивался к ней и смешно гримасничал или просто улыбался – жадно, нежно, не скрывая страсти, которую вызывала в нем эта женщина.
Алена поглядела на нее с особым вниманием. Она впервые увидела Катерину Алексеевну и с изумлением обнаружила, что Катюшка весьма с нею схожа, разница лишь в том, что царица была брюнетка, а Катюшка – яркая блондинка. Но обе они так и сияли жизнелюбием, и этот свет озарял лица и души всех, кто был с ними близок.
«Ах, кабы и мне быть такой! – с унылой, привычной завистью подумала Алена. – Кабы вот так сиять и сверкать, чтобы уже с порога, чуть я вошла, всякий на меня глядел – и не мог глаз оторвать! А то я вечно стою в каком-нибудь углу, одна… а жизнь-то мимо, мимо летит…»
Даже ее прежние страхи показались вдруг незначительными перед этим тоскливым одиночеством.
Алена печально смотрела на великолепные пары, скользившие мимо.
Государь танцевал очень хорошо, и хотя ходили слухи, что он большой медведь, на лице Дарьи Михайловны ни разу не мелькнуло болезненной судороги. Стало быть, кавалер ни разу не наступил ей на ногу… впрочем, польский и не давал такой возможности. Внезапно Петр обернулся ко второй паре, подмигнул жене и, протянув свою длинную руку, сорвал с головы Меншикова его алонжевый, с тщательно завитыми и уложенными бело-серебристыми буклями, парик и нахлобучил его на себя.
– Прости, брат Александр Данилыч, беда, голова зазябла! – добродушно и громогласно повинился государь.
Хозяин, взъерошив пальцами примятые русые кудри, только хохотнул в ответ:
– На доброе здоровье, мин херц, ваше величество! – и продолжал танцевать, как ни в чем не бывало.
Алена слабо улыбнулась: помнится, Катюшка рассказывала, что такое вполне в обычае государя. Она рассеянно отметила, что без парика Александр Данилыч кажется куда моложе и красивее, и продолжала разглядывать танцующих. Не признаваясь самой себе, она искала… она знала, кого ищет, кого все время украдкою, помимо воли, высматривает, перед кем выставлялась, опасно болтая с Меншиковым и напропалую улыбаясь ему!.. И все-таки у нее вырвался испуганный возглас, когда высокая фигура в синем возникла перед ней, а холодноватые светлые глаза близко заглянули ей в лицо:
