Николь Джордан - Экстаз
— Конечно, не знаете, — усмехнувшись ее наивности, ответил он. — И потому положитесь на меня. Есть много средств — и лекарственных, и других. А пока…
Медленным и уверенным движением он высвободил у нее из рук одеяло и, просунув под него свою руку, коснулся пальцами ее лона, которое сразу ответило на призыв.
Его губы уже были на ее губах, и она закрыла глаза, отдаваясь прекрасному щемящему чувству ожидания. Выбросила из головы все мысли и погрузилась в трясину желания.
Глава 15
Проснувшись, Рейвен первые минуты не могла понять, где находится. Потом увидела огонь в камине и вспомнила вчерашний вечер и ночь в игорном доме. Она лежала совершенно обнаженная в постели Келла — в той самой постели, на которую не так давно ее кинул Шон Лассетер в качестве своей пленницы. Где она провела под наркотическим дурманом почти всю ночь в объятиях его старшего брата, пытавшегося вывести ее из состояния болезненной сексуальной исступленности. Впрочем, об этом она могла только догадываться.
Этой ночью Келл снова был с ней, и снова была исступленность, но радостная и вполне естественная, вспоминая о которой Рейвен ощутила новый приступ желания, за что тут же осудила себя.
Бросив взгляд в настенное зеркало, она увидела там свое раскрасневшееся лицо, всклокоченные волосы, вспухшие губы, напрягшиеся, еще не остывшие от жарких губ Келла соски. Низ живота непривычно болезненно отзывался на каждое ее движение.
На стуле висело измятое погубленное платье — как такое наденешь? Однако, когда раздался негромкий стук в дверь, она схватила его и натянула на себя.
В комнату вошла Эмма Уолш с подносом в руках.
— Принесла вам завтрак, — сказала она с улыбкой. — Или вернее, ленч.
Рейвен взглянула на окно, задернутое шторой.
— Который час?
— Около полудня.
— О, так поздно!
Она покраснела еще больше, почувствовав вдруг смущение перед этой женщиной. Любовница мужа, которая застала ее чуть ли не на месте преступления, в постели Келла.
— Келл не велел будить вас, — сказала Эмма. — Говорит, вам надо выспаться. А ваш слуга — его зовут О'Малли, да? — он заявился сюда чуть ли не на рассвете, очень беспокоился за вас. Спрашивал, все ли в порядке. Келл успокоил его, уверил: вас больше не украдут.
Рейвен захотелось кое-что сказать, хотя понимала, что не надо. Если узнает Келл, он будет взбешен. Но она все же сказала, слегка заикаясь от волнения:
— Я думаю… мне кажется, вы должны удивляться, зачем я прихожу сюда… так часто…
— Ну что вы, — ответила Эмма. — Чего же здесь такого? Ведь вы его жена, а не кто-нибудь.
— Да, но все-таки… — продолжала Рейвен. — Как-то неудобно. Ведь здесь живете вы, его…
Она замолчала, не в силах выговорить это слово.
Эмма поставила поднос, подняла на нее удивленные, непонимающие глаза и наморщила лоб.
Потом произнесла:
— А, вы думаете, я его сожительница? Содержанка?.. Ох, Рейвен, мы с Келлом никогда в жизни не были близки. Клянусь вам! Ни раньше, ни сейчас. С чего вы взяли?
Рейвен озадаченно смотрела на нее, не зная, чему верить: ее искренним словам или вчерашнему поведению Келла, которое не оставляло сомнений о характере его отношений с Эммой. Неужели он намеренно вел себя подобным образом, чтобы возбудить ревность своей супруги? Как некрасиво с его стороны!.. Впрочем, она ведь вела себя не лучше, когда нарочито любезничала с Джереми Вулвертоном… Но тогда зачем, продолжала она вспоминать, зачем Келл сказал ей, что Эмма знает, как удовлетворить мужчину? Она-то, возможно, знает, но откуда это известно Келлу?.. Правда, он ни разу не подтвердил, что они с Эммой любовники. Однако не взял на себя труд и отрицать это…
Она тоже хороша, черт побери! Рейвен адресовала себе эти слова, добавив к ним еще несколько сочных эпитетов по собственному адресу. Поддалась обману, приревновала человека, которого, по существу, не имеет никакого права ревновать. А к чему это все привело? К тому, что она согласилась лечь с ним в одну постель. Еще неизвестно, чем это кончится. Во-первых, она может забеременеть, а во-вторых… Даже и не предугадаешь, что во-вторых…
Она бы продолжала ругать себя, если бы ее не прервала Эмма. Она обратилась к ней со смущенной улыбкой и обычной для себя доброжелательностью.
— Знаете, я очень даже рада за Келла, что он нашел вас. На самом деле он ведь такой одинокий. Уж я-то чувствую. Когда он выручил меня из положения, в которое я попала, я — чего уж там — предложила ему стать его любовницей. Да только он не захотел. Сказал: такая форма благодарности ему не нужна… Так прямо и сказал, честное слово. Хотите верьте, хотите нет.
Рейвен хотела верить и потому поверила. Эмма заговорила вновь.
— И еще скажу: это очень хорошо с вашей стороны, что вы помогаете Келлу. Защищаете его интересы… Да что это я разболталась, — спохватилась она, — заканчивайте одеваться и приступайте к еде, пока она окончательно не остыла.
Вспомнив о плачевном состоянии своей одежды, Рейвен предпочла нарядиться в домашний халат Келла, который обнаружила в платяном шкафу. Принявшись за еду, она пригласила Эмму разделить с ней трапезу. Та отказалась, однако присела у стола и, немного помолчав, вновь продолжила разговор.
— Если позволите, мадам, — проговорила она, — я хотела бы вас спросить. Это насчет его светлости, герцога Холфорда.
— Холфорда? — переспросила Рейвен, не скрывая удивления. — По-моему, он вполне порядочный человек. Во всяком случае, таким показал себя недавно.
— Это хорошо, — согласилась Эмма. — Но я немножко о другом. Прошлой ночью, когда вы привели его к нам в клуб, он… как бы это сказать?.. В общем, перед уходом выразил желание увидеть меня еще разок. Вы не против, если я соглашусь? Я так понимаю, его светлость чувствует себя не слишком уютно после того, как вы ушли к Келлу.
Еще более удивленная, Рейвен совершенно искренне ответила:
— Конечно, я не против, Эмма. Какие у меня могут быть возражения? По правде говоря, я и не испытывала к нему никаких чувств.
Доверие за доверие — Эмма чистосердечно призналась:
— Не подумайте, пожалуйста, что я сразу принимаю любое предложение от мужчины. Вовсе нет. Кроме того, Келл неплохо платил мне все это время. У меня накопился небольшой капиталец, так что я могу позволить себе выбирать. Но ведь быть одной, даже с денежками, тоже оно как-то не по душе, правда?
Рейвен было хорошо знакомо чувство одиночества — особенно после смерти матери. Чувство, которое только усилилось с тех пор, как она заключила брак с Келлом.
Эмма продолжала:
— …А уж насчет мистера Лассетера, поверьте мне: он был так одинок, так одинок. Однако убейте его, не признался бы. Но я-то видела… И здесь, в этом доме, ему бывать тошнехонько. Только ведь надо. Я, конечно, стараюсь изо всех сил, но куда без хозяина… Потому я и рада за него, что он с вами. Уж вы почаще здесь бывайте, ладно?
