Лавирль Спенсер - Прощение
Сам город выглядел как совершенно случайно возникший в этих зарослях и загнанный какими-то сверхъестественными силами на самое дно ущелья. Он начинался тут множеством палаток и хижин, шел потом вверх по склонам, к расщелине, напоминавшей по форме бутылочное горлышко, и там превращался в единственную прямую улицу — Главную. Но и на ней здания были разбросаны как попало, в спешке, в лихорадке… в «золотой лихорадке», построенные или купленные на неделю, на две, на месяц, пока не повезет их владельцу.
Да, город возник здесь по воле случая, и это ощущение усиливалось видом многочисленных рудопромывочных желобов, заброшенных или действующих, похожих на молчаливых жирафов, расставивших ноги и пригнувших шею к ручью, чтобы вдоволь напиться.
Сара шла теперь по Главной улице, несколько оживлявшейся многочисленными вывесками: мясника, адвоката, врача, еще одной гостиницы, пробирщика (проба металлов), игорных домов («Монтана-Клуб» и «Чикаго-Рум» были самыми большими зданиями во всем городе, и на их дверях висели хвастливые извещения, что эти двери никогда не закрываются), еще были вывески парикмахера, кузнеца, пивовара, многочисленных салунов (Сара насчитала тринадцать и перестала считать), пекаря, торговца скобяными изделиями и, конечно, публичных домов. В общем, как она и опасалась, здесь было все для мужчин и ничего для женщин. Ни единого магазина с товарами женского ассортимента.
Существование двух театров немного согревало душу, но здания при свете дня оказались с дощатыми стенами и брезентовыми крышами. Деревянный «Столб Свободы» на углу Главной и Золотой улиц свидетельствовал, что здесь хоть как-то отмечалось Четвертое июля — столетие со дня образования Соединенных Штатов. Радовало также, что кто-то начал сооружать деревянные водопроводные трубы — видимо, чтобы собирать воду из подземных ключей для домашних нужд.
Сейчас, в половине восьмого, город, казалось, был занят своими делами. Но люди отрывались от них, чтобы взглянуть на Сару. У некоторых отвисали челюсти, другие слегка краснели. Большинство механически приподнимали шляпы. У ручья мужчины занимались открытой промывкой золота. Ночные игроки выходили из дверей игорных домов с припухшими глазами. Из окон пекарни повеяло ароматом хлеба, и Сара ощутила, как она голодна — до головокружения. У конного двора запрягали лошадей. В конце улицы она обнаружила баню и возрадовалась. Двое мужчин разжигали огонь под огромным котлом. Сара остановилась, лелея мечту окунуться в горячую воду, и была очень разочарована, когда увидела, как в этот чан стали бросать грязную одежду и помешивать ее там длинными палками.
— Доброе утро, — обратилась она к ним.
Оба мужчины отреагировали, как и большинство: уставились на нее, словно на привидение.
— Доброе утро, — откликнулись они потом с испугом.
— Это прачечная или баня?
— Ни то, ни другое, мэм. Мы продаем старье.
Ей понадобится старье на тряпки. Печатная машина оставляет много пятен.
— Хорошо, — сказала она. — Я смогу у вас потом купить?
— Конечно, мэм. Старатели после бани надевают все новое, а старье отдают нам. Мы его вывариваем. Также и те, кто из публичных… — Напарник толкнул говорившего под локоть. — Я хотел сказать, с того конца улицы… Извините, мэм, если что не так… Это наш бизнес.
— Желаю успеха, — проговорила Сара. — Я буду вашим клиентом. Всего доброго, джентльмены.
— Подождите! — крикнули они разом, когда она уже повернулась и пошла. Сара остановилась.
— Кто вы?.. Я… я хочу сказать, мое имя Генри Танби, а это Скич Джонсон.
Тот, кто поменьше ростом — Танби, — снял шляпу и прижал ее обеими руками к груди. Чертами лица и короткой шеей он напоминал бульдога.
Сара подошла ближе, пожала им руки.
— Очень приятно, — молвила она, — мистер Танби, мистер Джонсон.
Второй мужчина был моложе, худой, с прыщавым лицом и, видимо, не слишком красноречив.
— Я Сара Меррит из Сент-Луиса. И я собираюсь здесь выпускать газету, как только прибудет моя печатная машина.
— Газету? Вот это да… Вы приехали почтовым?
— Да, этой ночью.
— Вот это да… — повторил Танби и надолго задумался, глядя с застывшей улыбкой на Сару и забыв надеть шляпу.
Наконец он вспомнил об этом, но Джонсон по-прежнему, с полуоткрытым ртом, не сводил глаз с Сары. Танби толкнул его в бок.
— У него совсем нет манер, мэм. Глазеет, словно никогда раньше не видел женщин. Конечно, если по правде, в этом ущелье их особенно не увидишь.
— Да, я знаю, — отозвалась Сара.
Самовлюбленная женщина наслаждалась бы впечатлением, которое она здесь производит на мужчин. Сару, не избалованную их вниманием, это просто изумляло и забавляло.
— Я должна идти, джентльмены, — сказала она.
— Если что-нибудь понадобится, — крикнул Танби ей вслед, — только скажите нам! Мы всегда готовы помочь леди!
— Спасибо, мистер Танби, — повернулась к ним снова Сара. — Приятно было познакомиться, мистер Джонсон.
Джонсон вышел наконец из ступора и даже помахал рукой Саре.
Продолжая путь, Сара снова и снова с удивлением думала о том изобилии внимания, что оказывают ей здешние мужчины. И она была достаточно честной с самой собой, чтобы отдавать себе отчет в его причинах. Она знала, как мало женщин на золотых приисках — слышала и читала об этом, но не представляла положения дел в действительности. Сейчас у нее преимущественное положение, говорила она себе, но решила, что никогда не станет этим злоупотреблять, но и не откажется использовать, если наступит такая необходимость. В конце концов, она здесь совсем одна, на новом месте, да еще с такой целью, как начать выпуск газеты — и, конечно, ей потребуется помощь, и поддержка, и руководство. Танби, Джонсон, Коротышка Рис, Брэдиган, кто ссудил ей деньги — надо запомнить имена людей, дружески отнесшихся к ней.
За время своей прогулки она уже видела несколько банков, но лишь один из них обслуживал частных лиц. У его входа красовалась звучная вывеска: «Торговый и рудничный центр Пинкни и Шталя, обмен банкнот, ссуды, единственный большой железный сейф на всех рудниках, принимаем на хранение золотой песок».
Саре пришлось подождать у закрытых дверей, банк открывался в странное время: в двадцать минут девятого. Точно в это время низенький толстый человечек в тесном костюме и в галстуке со свободным узлом растворил двойные двери, и его брови удивленно взметнулись, когда к он увидел Сару.
— О, я не сплю? — спросил он. — Кто вы? — У него была лысая и розовая голова, как июньская слива.
— Нет, не спите, — ответила Сара. — Я пришла разменять чеки Уэллс Фарго.
— Прошу вас, входите. — Он пропустил ее вперед, потом протянул руку. — Меня зовут Элиас Пинкни, к вашим услугам.
