Виктория Джоунс - Странное наследство
— Разговоры пора заканчивать, детка! Я всегда буду рядом и смогу остановить твоего опекуна, если он будет откровенно жесток с тобой, Олив! А тебе пока придется выполнять его распоряжения, чтобы не выдать себя раньше времени! Ты еще юна и слишком ранима. Твое счастье от тебя не уйдет. А взрослому мужчине иногда бывает необходимо встречаться с женщинами и общаться с ними, — Рональд Уолкотт встал и, тихо прикрыв за собой дверь, отправился в салун.
— И ты туда же! — Олив дождалась, когда за Рони закрылась дверь, и швырнула ему вслед горшок с геранью. Горшок раскололся на мелкие кусочки. Земля рассыпалась по полу, а стебель с распустившимися ярко-красными цветами сломался. Рони осторожно приоткрыл дверь и подтвердил строгим голосом:
— Ну, вот! Я оказался прав. Ты его ревнуешь. Смири свое сердце, Олив! Пока над вами не стали смеяться и ехидничать. Ты слишком привлекаешь внимание. Веди себя достойно. Ведь в тебе течет кровь гордого индейского племени!
Оливия застонала от досады, стиснула зубы и замолчала. Когда Рони вновь прикрыл дверь, она снова принялась собирать свой небогатый скарб. Здесь, в этом домике на краю обрыва, она провела детство и юность. Ей не хотелось расставаться со ставшими привычными и знакомыми краями, но выбора не было, и она решила, что Рони поговорит с мистером Дугласом, и тот, по крайней мере, разрешит ей взять с собой все, что она пожелает.
Уступать мистеру Дугласу она не собиралась, но решила больше не скандалить с ним. Сложив вещи, девушка села возле окна, словно прощаясь с замечательным видом на седые вершины Скалистых Гор. Гнев все еще клокотал в глубине ее души, но Оливия смотрела на хребты и отроги, окрашенные в розовый цвет опускающимся за горизонт солнцем, и мирная картина горного пейзажа постепенно усмиряла ярость и умиротворяла ее горячее сердце. Сколько раз эти стены укрывали ее и бабушку от дождей и непогоды, сколько часов провели они за беседами на кухне… Оливия обычно сидела в жестком самодельном кресле, задумчиво глядя на остывающие угли очага, и рассказывала о том, как прошел ее длинный день, что произошло, и как она ко всему относится. Бабушка выслушивала рассказы внучки и тихим голосом давала советы.
Мать Оливии, Эстер Гибсон, умерла от пневмонии, когда девочке не исполнилось и пяти лет. Отец девочки к тому моменту пропал на бескрайних просторах страны. Фрэнк Смитт отправился на золотые прииски в Калифорнию, потом участвовал в мексиканской войне. Чтобы заработать денег на постройку фермы, о которой мечтала его молоденькая жена, он готов был пойти на многие жертвы. Эстер мечтала о жизни в деревенском доме вместе со своей маленькой дочерью и любящей матерью. Фрэнк Смитт безумно любил жену и дочь, и ему хотелось навсегда избавить их от нужды, которая выглядывала из всех углов меблированной комнаты, которую снимали влюбленные.
Тогда в те, кажущиеся Оливии давними, времена они жили в краю лесных озер и болотистых пустошей — штате Миннесота, в небольшом городке Крукстон, пригороде Миннеаполиса. Широкие окна бабушкиного дома наполняли комнаты блеском солнечного света. Солнца было очень много в этом мире, и его лучи привольно играли в водах широкой Миссисипи. На реке и берегу всегда было многолюдно и шумно. Рыбаки продавали свежую рыбу. Их одежда была облеплена высохшей чешуей, и от них пахло ветром, неповторимым ароматом пресной воды и солью. День и ночь по реке плыли куда-то пароходы, парусные суда, рыболовецкие баркасы и ялы. Неподалеку от их дома расположились верфи, пропитанные запахами дерева и смолы.
Оливия не помнила, как умерла Эстер Гибсон. Бабушка почему-то не взяла ее на похороны, а лишь сообщила внучке, что ее мама Эстер превратилась в Божьего Ангела, улетела на небо, и душа ее поднялась туда, где горят яркие звездочки. Оливия стала жить у бабушки. Мама просто исчезла из ее жизни. Нежность, любовь и бесконечное терпение Абигейл Гибсон спасли девочку от тоски, одиночества и душевного надлома. Оливия смутно помнила веселые деревянные домики городка Крукстон, окруженные лесами, мягкое лето с дождями и радугами. Клюквенный мусс, который бабушка подавала на стол по воскресеньям на смену манному и рисовому пудингам, они его обычно ели, вернувшись домой с воскресной церковной службы. Бабушкин дом на берегу Миссисипи остался в памяти Оливии светлым, теплым и уютным. Он был деревянный, одноэтажный. Вокруг дома росли яблони, груши и несколько кустов смородины. Весной под окнами цвела лиловая и белая сирень, наполняя воздух нежным, стойким ароматом. Летом распускалось множество разных аптечных и декоративных растений. Бабушка, увлеченная сбором лекарственных трав, научила внучку разбираться в них, распознавать и применять. В комнатах царил резкий аромат сухих пряностей, разложенных на просторном чердаке и развешенных под деревянными балками жилых комнат.
Абигейл Гибсон, вдова мелкого торговца, недолюбливала мечтательного, романтически настроенного зятя Фрэнка Смитта. Она не хотела, чтобы ее внучка встречалась со своим отцом. Самолюбие миссис Абигейл Гибсон было уязвлено еще и тем, что дочь, ее гордость, ее прекрасная Эстер сожительствовала с парнем-полукровкой. Когда же в городе распространился слух, что зять миссис Гибсон потерпел неудачу на прииске и примкнул к банде гангстеров, грабящих банки, Абигейл продала все возможное, покинула Крукстон и отправилась в путь, чтобы избежать ненужных встреч с Фрэнком. Пожилая, но еще полная сил женщина стала искать такое место, где никто не знал бы о судьбе ее несчастной дочери и незаконном положении внучки. Дом пришлось продать и, распрощавшись с уютным и почти родным Крукстоном, отправиться подальше от благодатной Миннесоты на еще не освоенный Запад, в штаты, недавно отвоеванные у Мексики. Оливии же бабушка сказала, что ее отец погиб.
Миссис Абигейл Гибсон стремилась в глубь территории штата Колорадо, точно надеялась запутать следы. Сколько помнила себя Оливия, они срывались с места, как только бабушка получала очередное письмо. Абигейл долго и внимательно изучала странички, исписанные корявым мужским почерком. Проходило несколько дней, и они внезапно срывались с места, присоединяясь к проходящему мимо очередному каравану переселенцев. Но однажды, когда они жили в городе Форт Морган, письма долго не было, и бабушка начала беспокоиться. В это время она работала экономкой и кухаркой в публичном доме «Эдем». Настроение у нее менялось от тревожного ожидания до уныния. Она словно боялась неизвестности и не знала, что предпринять. Оливии к тому времени исполнилось семь лет. Она и в самом деле росла избалованной девочкой. Ее баловала не только бабушка, но и все девушки и женщины, работавшие в публичном доме. Они веселились, облачая малышку в мальчишескую одежду. Покупали брючки, кепки, курточки и коротко остригали ее замечательные кудряшки. В Форте Морган, где бабушка с внучкой в конце концов нашли приют и временный покой, все считали Оливию мальчиком. Все, кроме хозяйки публичного дома и девушек-проституток.
