Джорджетт Хейер - Идеальный мужчина
— О нет! — возразила она и скромно добавила: — Таких быть не может.
Мисс Чартли невольно для себя не удержалась от упрека:
— О, Тиффани! Как ты можешь? Извини меня, но и в самом деле ты не должна!..
— Но почему, если это чистейшая правда? — не сдавалась мисс Вилд. — Все в восторге от меня. Так разве мне нельзя сказать, что я прекрасна? Кто с этим будет спорить?
Молодой мистер Кауртни не замедлил выступить с протестом, но мисс Чартли промолчала. Ее, скромную девушку, не могло не шокировать подобное заявление, однако она не хотела быть несправедливой, ибо в душе признавала, что Тиффани Вилд — самое прекрасное создание, какое только могла сотворить природа. Все в ней было само совершенство. Ни один самый придирчивый критик не мог бы сказать, что, к сожалению, она не вышла ростом — слишком мала, или чересчур высока, или что нос портит ее привлекательность, или что в профиль она не так смотрится. По мнению мисс Чартли, Тиффани была прекрасна со всех точек зрения. Даже темные пряди челки, закрывающей лоб над широкими бровями, вились сами но себе без усилия парикмахера. И если в первую очередь внимание привлекали ее глубокие, удивительно голубые глаза, обрамленные длинными черными ресницами, то чуть позже выяснялось, что не меньшего восхищения заслуживают и ее небольшой прямой нос, и великолепно очертанные губы, и нежный, персиковый цвет лица. Ей было только семнадцать лет, но в ее фигуре не просматривалось подростковой угловатости, а когда она открывала рот, ее зубки сверкали, как хорошо подобранный жемчуг. До возвращения Тиффани после короткой отлучки в Стаплс, где прошло ее детство, Пэтинс Чартли считалась самой хорошенькой девушкой в округе, но Тиффани полностью ее затмила. Пэтинс была приучена к мысли, что внешность не столь важна в жизни, но когда ее родной отец, который, кстати, и утвердил дочь в этом мнении, обмолвился, что ему доставляет огромное удовольствие взирать на хорошенькое личико мисс Вилд, серьезно усомнилась: а действительно ли наружность не имеет никакого значения? «Никто, — размышляла Пэтинс, глядя на себя в зеркало и расчесывая мягкие каштановые волосы, — не удосуживался дважды взглянуть на меня в присутствии Тиффани». Она кротко примирилась с тем, что ее оттеснили на задний план, поэтому, далекая от зависти, сейчас больше всего желала, чтобы подруга не говорила такие вещи, которые способны оттолкнуть от нее самых преданных поклонников.
По-видимому разделяя опасения Пэтинс, миссис Андерхилл решилась попенять красавице. Однако в ее голосе прозвучало больше просьбы, чем осуждения.
— Опомнись, Тиффани, душечка! Тебе не следует говорить ничего подобного. Что подумают люди, если им доведется услышать такие слова? Они тебе не к лицу… И я не сомневаюсь, что мисс Трент скажет тебе то же самое.
— А мне что за дело?
— Ну, это говорит только о том, что ты самовлюбленная гусыня, — не утерпев, вмешалась Шарлотта и грудью встала на защиту своего кумира. — Потому что мисс Трент намного утонченнее тебя и любой из нас!
— Благодарю вас, Шарлотта, но это слишком!
— Почему же, если это правда? — упрямо возразила девушка.
Игнорируя ее, мисс Трент улыбнулась миссис Андерхилл и сказала:
— Да, мэм, это не только ее не красит, но вдобавок и не умно.
— А это почему? — потребовала объяснений Тиффани.
Мисс Трент задумчиво окинула ее взглядом:
— Пусть это покажется странным, но я часто замечала: как только вы начинаете хвалиться своей красотой, то тут же часть ее утрачиваете. И это разительно бросается в глаза.
Испугавшись, Тиффани метнулась к зеркалу, висящему в красивой раме над камином.
— Как я? — спросила она в панике. — Как я выгляжу, Анкилла?
— В точности, как я вам сказала, — ответила мисс Трент, без колебаний беря грех на душу. — Кроме того, когда особа женского рода слишком явно восхищается собой, это заставляет мужчин показывать ей спину, и она очень скоро обнаруживает, что получает комплиментов намного меньше, чем любая ее знакомая. А нам ничто не доставляет такого удовольствия, как вовремя сделанный хороший комплимент.
— Это верно! — воскликнула Тиффани, сломленная доводами. Потом рассмеялась и, вспорхнув, бросилась через все комнату, чтобы обнять мисс Трент. — О, я люблю вас, ужасное создание! Какой бы отвратительной вы ни казались, это вовсе не от желания причинить боль, а от стремления помочь взглянуть правде в глаза. Больше я не буду собою восхищаться. Теперь, помяните мое слово, стану полной противоположностью! О, Пэтинс, так ты точно уверена, что сэр Вэлдо приезжает?
— Да, Ведмор сказал папе, что получил указания от поверенного мистера Калвера все приготовить для сэра Вэлдо к следующей неделе. Еще сказал, что с ним прибывает какой-то джентльмен и несколько слуг. Бедные Ведморы! Папа говорит, что сделал все возможное, чтобы их успокоить, но они все равно в панике. По-видимому, мистер Смит расписал им, как богат и важен сэр Вэлдо, вот они и в ужасе, что не в состоянии создать комфортные условия, к которым он привык.
— А сейчас, — внезапно вмешалась в разговор миссис Андерхилл, — не ответишь ли ты, Пэтинс, на вопрос, который я хотела бы выяснить? Видишь ли, моя дорогая, я не могла поверить, но моя кухарка Мэтлок уверяет, что узнала это из первых рук — от самой миссис Ведмор. Так это правда, что мистер Калвер не оставил Ведморам ничего, кроме двадцати фунтов и золотых часов?
Пэтинс печально кивнула:
— Да, мэм, боюсь, правда. Знаю, нельзя плохо говорить о мертвых, но очень трудно удержаться от мысли, как это дурно и неблагодарно вот так обойтись с ними после стольких лет преданной службы.
— Ну, что до меня, то я не верю, что, став покойником, можно измениться в лучшую сторону! — с неожиданной энергией воскликнула миссис Андерхилл. — Он был несносным несговорчивым крохобором и, можете мне поверить, таким остался и на том свете. То, что он не в раю, это уж точно! Если ты, Пэтинс, можешь сказать, кто именно заявил, что об ушедших в мир иной следует говорить с уважением, я обращусь к нему за разъяснениями — почему и по какой причине?
Пэтинс пришлось поневоле рассмеяться, но все же она сказала:
— Нет, этого я не знаю, но, вероятно, не следует судить, не будучи в курсе всех обстоятельств. Мама и я, мы, пожалуй, разделяем ваше мнение, но вот папа говорит, что мы не можем знать, куда уходит корнями несговорчивость и сумасбродство бедного мистера Калвера. Возможно, его следует скорее жалеть, нежели осуждать. Может быть, он был очень несчастным.
— Ну, твоему отцу так и положено говорить, коли он священник, — вполне резонно парировала миссис Андерхилл. — А мне жаль Ведморов. Будь у них хоть крупица здравого смысла, они должны были покинуть старого скрягу давным-давно, вместо того чтобы верить, что после его смерти они ни в чем не будут нуждаться. Любой мог бы догадаться — ничего подобного не будет. Ведь при жизни он и словом не обмолвился, что их не позабудет! Вот как им теперь умудриться найти себе другое место в их-то возрасте?! Можешь на это ответить?
