Мэри Патни - Свет Рождества
Так и произошло. Пицца была тягучей, явно не благородного происхождения, но восхитительной. Вдвоем им удалось съесть почти все блюдо, и Рэндольф уже приглядывался к последнему куску, когда кто-то воскликнул:
– Лорд Рэндольф, какой приятный сюрприз.
Он оглянулся и увидел, как от группы, пересекающей базарную площадь, отделилась женщина. Всмотревшись, он понял, что видел ее на обеде у посла. Вставая, он усиленно рылся в своей памяти, пытаясь вспомнить, как же ее зовут. Госпожа Бертрам, наконец всплыло в его памяти. Пышная белокурая вдова с блуждающим взглядом, она жила со своим богатым братом, занимающимся торговлей. Оба играли заметные роли в британском сообществе Неаполя.
Проигнорировав мисс Уокер, госпожа Бертрам проворковала:
– Как я рада снова вас увидеть, лорд Рэндольф. Вам нравится ваше пребывание здесь?
– Да, особенно сегодня. Госпожа Бертрам, могу я представить вам мисс Уокер, или вы уже знакомы?
Вдова бросила на Элизабет Уокер острый оценивающий взгляд, после чего отвергла ее, как возможную конкурентку. Рэндольф заметил и понял этот взгляд, внезапно почувствовав всплеск гнева. Так поступала его жена, Хлоя, реагируя подобным образом всякий раз, когда встречала другую женщину.
– Мисс Уокер и я – старые друзья, – вежливо пояснил он, – и она была столь любезна, что согласилась показать мне некоторые из достопримечательностей города.
Глаза госпожи Бертрам раздраженно сузились.
– Я сама была бы рада сделать это для вас. Я живу здесь уже достаточно долго, чтобы знать, что, и кто, чего стоит. – Она взглянула на последний кусок остывшей пиццы и слегка передернулась. – Здесь нельзя недооценивать осторожность. В большой части неаполитанской жизни наблюдается досадное отсутствие чистоплотности.
Выражение лица Рэндольфа, должно быть, предупредило ее, что такие издевки неуместны, поскольку она продолжила:
– Надеюсь, что вы будете в состоянии присоединиться к нам за Рождественским обедом. – На его рукаве осталось пятно, появившееся в результате недавней ссоры, и она, протянув руку, медленно потерла его пальцами. – Нельзя оставаться одному на Рождество. Вы так далеко от дома. Позвольте нам стать на это время вашей семьей.
– Вы так добры, – ответил он, – но вас не должно беспокоить мое благополучие. У меня уже есть другие планы. Передайте мои наилучшие пожелания вашему брату.
Бесспорно, это было предложение покинуть их, и госпожа Бертрам никак не могла его проигнорировать. Бросив ядовитый взгляд на компаньонку Рэндольфа, она поспешила присоединиться к своей группе, которая как раз входила в ювелирный магазин.
Вздохнув с облегчением, что избавился от нее, Рэндольф снова сел. Мисс Уокер внимательно на него посмотрела.
– Лорд Рэндольф?
Он кивнул.
– Мой отец – маркиз Кинросс.
Ему было интересно, что она почувствовала – благоговейный трепет или страх, – это были две самые распространенные реакции.
Вместо этого она одним локтем облокотилась на стол и положила подбородок на свою ладонь, ее ореховые глаза сверкнули.
– Полагаю, что вы не использовали свой титул, когда представились, поскольку устали от льстецов. Должно быть, это очень утомительно.
– О, да, – с жаром ответил он. – А ведь у меня имеется всего лишь бессмысленный титул любезности[14]. Моему отцу и брату во много раз хуже.
– Справедливости ради надо сказать, что миссис Бертрам, я полагаю, интересуется не только вашим титулом, – успокоила его мисс Уокер. – Между прочим, являюсь ли я старым другом, основываясь на моих годах или на том факте, что мы знакомы друг с другом около двух часов?
Он вынул из кармана часы.
– По моим подсчетам скорее часа четыре.
– О боже, уже в самом деле так поздно? – Она посмотрела на богато украшенные часы, выставленные в витрине ювелирного магазина. – Я должна вас покинуть. – Мисс Уокер начала собирать свои вещи. – Лорд Рэндольф, я получила исключительное удовольствие от знакомства с вами. Надеюсь, вам понравится ваше пребывание в Неаполе.
Он смущенно на нее уставился. Не может же она вот так взять и исчезнуть. Она оказалась самой родственной душой, которую он встретил, начиная со своего прибытия в Неаполь. Нет, гораздо больше того. Он встал.
– Мне бы не хотелось думать, что из-за меня вы можете лишиться средств к существованию. Позвольте мне проводить вас. В случае необходимости, я смогу объяснить, что вы опоздали, поскольку спасали меня от печальной участи быть побитым.
Она рассмеялась.
– Лорд Рэндольф, вы считаете, что может быть что-то более опасное для репутации гувернантки, чем наличие красивого мужчины, утверждающего, что ее опоздание – это его вина? – Увидев, каким робким он выглядит, она продолжила: – Вы не должны волноваться. Моим средствам к существованию ничто не угрожает. Сейчас я как раз восхитительно свободна и приступлю к новой работе после Крещения. – Она сморщила носик. – Двойняшки! Самые симпатичные маленькие лисички, каких вы только сможете вообразить. Не знаю, как я справлюсь.
– Я уверен, что замечательно.
Тут появился владелец заведения, Рэндольф расплатился по счету и добавил чаевые, вызвавшие восторженное выражение на лице мужчины. Когда владелец удалился, Рэндольф продолжил:
– Раз это никак не повлияет на вашу репутацию, то вы разрешите мне вас сопровождать?
Она колебалась, и он почувствовал, как что-то сжалось у него внутри. Вероятно, это была пицца, которая боролась с итальянской antipasto.
Наконец она улыбнулась.
– Это было бы очень кстати. Я возвращаюсь в свой pensione[15], а он находится не в самой лучшей части города.
Рэндольф взял ее парусиновую сумку, и они стали переходить пьяццу. В это время она пояснила:
– Я даю уроки рисования своей домовладелице, Софии, которая за эти годы стала моим хорошим другом. В конце дня у нее есть свободное время – час или около того, и если я опоздаю, то она лишится своего урока.
Госпожа Бертрам оставила бы компанию мужчины, чтобы выполнить обещание, данное домовладелице? Рэндольф понимал, его вопрос был настолько глуп, что не требовал ответа.
В то время как они продвигались по все более и более узким, переполненным улицам, мисс Уокер давала непочтительные и забавные комментарии относительно встречающихся достопримечательностей. Хотя она и не проигнорировала величие недавно восстановленного оперного театра Сан-Карло[16], ее настоящий талант лежал в определении других неаполитанских достопримечательностей, таких как ленты из пшеничного теста, сохнущие на подставках на заднем дворе, или древняя статуя языческой богини, которую повторно окрестили и теперь поклонялись как христианской святой, несмотря на явно выраженное нечестивое выражение.
