Селеста Брэдли - Негодяй в моих мечтах
Он сразу понял, что она его дочь, потому что она выглядела в точности как единственная женщина, которую он когда-либо любил. А Мелоди узнала и приняла его без всяких доказательств и рекомендаций.
Обращаясь к нему, она звала его папой, а остальным представляла капитаном Джеком. Мелоди была его ребенком, его ответственностью, но в последние три дня она стала чем-то большим, гораздо большим. Она за много лет была первым человеком, который заставил его вообще что-то почувствовать.
Но что вызывало в нем бешеную ярость, так это то, что Амариллис бросила дитя на какую-то няню и спокойно продолжила свою веселую жизнь!
Гнев тоже был новым чувством в его сером мире. Интересная это вещь — гнев. Гнев означал, что его что-то волнует. Каждое новое-старое чувство разворачивалось перед его замороженной, онемевшей душой, как письмо, написанное им когда-то, но давно позабытое. Знакомое, но словно чужое.
Экипаж плавно остановился. Джек поглядел в окошко на великолепный большой дом. Вид был ограничен полукругом мраморных ступеней, который вел к богато изукрашенной резьбой входной двери. Тут же подскочили несколько слуг в ливреях, чтобы принять лошадей и открыть дверцы кареты.
Впрочем, Джека это не впечатлило. Амариллис хорошо вышла замуж. Она была состоятельной графиней. Однако если бы подождала немного, то стала бы сверхбогатой маркизой, которая могла бы не замечать просто состоятельную графиню.
Но Амариллис никогда не отличалась терпением.
Джека и Мелоди сразу провели в дом и водворили в роскошно обставленную гостиную. Комната была столь великолепной, так сияла позолотой и сверкающим хрусталем, что обычно неугомонная Мелоди прижалась к ноге Джека и осматривалась вокруг широко открытыми глазами.
Джек не стал садиться, он хорошо помнил, что гнев лучше выражать стоя.
Спустя некоторое, не слишком долгое, чтобы быть невежливым, время дверь отворилась, и в комнату вплыла Амариллис, высокая, элегантная, с волосами темными и блестящими, как мех лучшей норки, и глазами, синими и холодными, как северные озера. Идеальные, точеные черты, изумительная фигура, безупречный вкус в одежде. Она была одета в черное, этакий траурный наряд, но совершенный по крою.
Она выглядела так же потрясающе, как в последний раз, когда он ее видел, тогда она яростно требовала у отца вышвырнуть его вон из дома. Впрочем, теперь ее лицо совсем утратило живость и выражало лишь благоприобретенную скуку.
Но сквозь притворное равнодушие был заметен ее интерес к производимому на него впечатлению.
— Джек? Неужели это действительно ты? Господи, что могло привести тебя в этот скучный старый дом?
Джек с любопытством ждал, какое чувство испытает при виде Амариллис, но она оставила его совершенно холодным.
— Я пришел поговорить с тобой относительно нашего ребенка.
Амариллис бросила равнодушный, скучающий взгляд куда-то в сторону Мелоди, затем с рассчитанным блеском перевела его на Джека.
— У меня, дорогой, нет никаких детей. Это все знают.
Не говоря ни слова, Джек повернулся и, подойдя к Мелоди, вывел ее за дверь. Там он показал девочке на нижнюю ступеньку роскошной лестницы и велел:
— Сиди здесь!
Мелоди послушно уселась, крепко прижав к груди Горди Энн, она посмотрела на него своими синими глазищами — неужели Амариллис не узнала свои собственные черты в миниатюре? — и слегка выпятила нижнюю губку.
Джек удивленно посмотрел на нее.
«Ох, она, кажется, думает, что ты на нее сердишься».
— Я не сержусь на тебя, Мелоди.
Синие глазищи моргнули, и на них показались слезы.
О Боже! Тревога тоже была для него новым чувством. Список их продолжал увеличиваться.
— Мелоди, я сержусь, но не на тебя, а на леди в гостиной. Я сейчас собираюсь сказать ей несколько грубых слов и не хочу, чтобы ты их слышала. Если ты посидишь здесь немного с Горди Энн, я через несколько мгновений приду и заберу тебя.
На его глазах нижняя губка втянулась обратно и слезы на ресницах высохли.
— Ты сердишься на эту леди?
— Сержусь.
— Горди Энн леди тоже не понравилась.
Проклятие!
— Возможно, спустя некоторое время эта леди понравится ей больше.
Мелоди кивнула, но Джеку показалось, что Горди Энн выглядит не столь покладистой.
— Посидишь здесь?
Мелоди снова кивнула, на этот раз вполне мирно.
Джек оставил ее с Горди Энн, которую она принялась катать по полированным перилам, и вернулся в гостиную.
Амариллис живописно раскинулась на диване. Хотя там оставалось достаточно места и для Джека, он остался на ногах.
— Как ты можешь отрицать, что родила от меня ребенка?
Амариллис шумно выдохнула и изменила соблазнительную позу. Потом взяла шоколадную конфету из коробки на столике.
— Я повторяю, Джек, что у меня нет никаких детей. Несмотря на первоначальные надежды мужа, я никогда не губила этим свою фигуру. — Она пожала плечами. — Этого совсем не трудно добиться. Несколько трав… Немного того, сего…
Джек, нахмурясь, окинул взглядом эту самую фигуру. Он не был знатоком, но Амариллис выглядела точно так же, как четыре года назад. Возможно, даже стройнее.
Она наблюдала, как он ее разглядывает.
— Тебе нравится то, что видишь, красавчик Джек? — Она провела пальчиком по шее, закончив его бег в начале ложбинки меж грудей. — Как мне помнится, тебе этот вид очень нравился.
— Вообще-то я этого не припоминаю. — Он сощурил глаза. — Амариллис, не играй со мной в игры. Четыре года назад ты заявилась ко мне в постель. А на следующий день объявила о помолвке с другим мужчиной. Девять месяцев спустя ты отдала ребенка няне и исчезла навсегда. Два месяца назад ты перестала платить этой няне, после чего она оставила этого ребенка на пороге моего клуба. Ну же, признайся в этом!
По мере того как он говорил, выражение ее лица совершало ряд превращений: от легкой шутливости — к удивлению, а затем к полной растерянности. Теперь она смотрела на него, буквально раскрыв рот, а глаза ее непонимающе моргали.
Потом, с усилием закрыв рот, она проговорила:
— Четыре года назад… — Она громко рассмеялась: — Боже мой, Джек, ну вы и забавник! Какая глупая шутка! Впрочем, она развеяла скуку невероятно нудного дня. — Она снова фыркнула: — Тайное дитя! Господи, что за дурацкая мысль!
Джек не сводил с нее глаз, и его гнев постепенно переходил в сердитое недоумение.
— Амариллис, как вы могли бросить ее? Почему перестали платить няне? — Он сердито обвел рукой роскошную обстановку. — Или все это взято в долг?
На этот раз ее глаза зло сверкнули.
— Разумеется, нет. В долг! Что за глупость! — Теперь и она, разозленная, порывисто поднялась на ноги и решительно шагнула к нему. — Я надеюсь, вам не придет в голову распространять подобные слухи!
