Шейла Бишоп - Кузина королевы
Пенелопа едва не лишилась чувств. О боже! Какой ужас... Она была уверена, что королева, испытывающая неприязнь к супружеству в принципе, не даст своего благословения. Однако ее величество, как оказалось, испытывала неприязнь к слишком бойким незамужним особам, которых некому было усмирить. А может быть, Елизавета I чувствовала вину перед детьми лорда Эссекса, сложившего голову за корону в ирландских войнах.
– Я не хочу выходить за лорда Рича. – сказала Пенелопа.
– Девицы никогда не знают, за кого они хотят замуж, – заявил ее дед. – Ты должна быть послушной, Пенелопа, и делать, как тебе велят.
Пенелопа благоразумно промолчала. Зачем дерзить? В этом нет никакого смысла. Все равно никто не в силах помочь ей. Она увидела Филиппа Сидни. В доспехах он был похож на святого Георгия – ей стало бы легче, даже если бы она просто обменялась с ним парой слов. Но к нему подошел лорд Арундель и сказал, что его хочет видеть королева. Они вошли в шатер, а Пенелопа осталась снаружи. Она готова была расплакаться.
Переговоры по поводу брачного соглашения продолжались около пяти месяцев, и каждый день Пенелопе приходилось сражаться за свою свободу.
Она жила в лондонском особняке своего опекуна. Хантингтоны принадлежали к пуританам, и, хотя они не были чужды роскоши, порядки у них в доме отличались от порядков, принятых при дворе, в той же мере, в какой леди Хантингтон отличалась от своего брата, лорда Лейстера. Своих детей у них не было, но они брали на воспитание чужих детей, как правило юных леди, и подбирали им женихов. Таких воспитанниц в доме всегда было не меньше двух. В основном они занимались хозяйством и читали нараспев один из 150 псалмов, представляющих собой часть Библии и приписываемых преимущественно царю Давиду. Пенелопа находила их ужасно скучными.
Хантингтоны начинали понимать, что с детьми Деверо они потерпели неудачу. Пенелопа во всем проявляла непреклонность, сварливая Дороти была под стать сестре, а Уолтер в свои двенадцать был неприрученным, как волчонок. Единственным ребенком покойного графа Эссекского, которого все хвалили, был не по годам разумный Робин – «такой хороший, такой милый». Но леди Хантингтон не могла похвастаться тем, что он стал таким благодаря ей, так как он воспитывался в доме лорда Берли.
– Не понимаю, что за дьявол в вас вселился, – говорила она Пенелопе. – Вы всегда знали, что наш долг – подыскать вам хорошего мужа, и мы нашли благочестивого молодого человека, богатейшего жениха в Англии. Чего еще вы хотите? Подумайте о Мэри Сидни, выданной за мистера Пембрука, дважды вдовца, к тому же на тридцать лет старше ее. Как вы можете жаловаться?
– Могу. Мне не нравится ни Рич, ни его семья, а также то, каким образом они стали такими богачами. У его деда, лорда-канцлера, была дурная слава. Говорят, в правление королевы Марии Тюдор, ярый приверженец католицизма, он собственноручно вешал протестантов просто для своего удовольствия. Почему я должна выходить замуж за негодяя?
– Нельзя судить о человеке по его деду, – возразила леди Хантингтон.
Ее нелегко было задеть такими мелочами – ее собственный отец и дед были обезглавлены.
– Рич скуп и туп, к тому же совсем необразован. – Пенелопа пожала плечами. – Вы разве не знаете, что он так и не выучил французский? А что касается благочестия – почему набожные люди не думают ни о чем, кроме денег? Если вы вспомните, леди Хантингтон, что апостол Павел сказал о презренном металле – Леди Хантингтон зажала ладонями уши, не в силах терпеть такую наглость, и велела Пенелопе отправляться в свою комнату.
– Это все из-за Петиции, – пожаловалась она мужу. – Пенелопа как две капли воды похожа на свою мать.
– Только гораздо красивее, – заметил лорд Хантингтон и тут же пожалел о сказанном.
Леди Хантингтон, несмотря на свою неприязнь, пригласила мать Пенелопы к себе в дом в надежде, что та сможет добиться хоть какого-нибудь толку от своей дочери. Пенелопа приникла к матери, позабыв на время все свои горести.
– Мама, я не хочу выходить за Рича замуж.
– Знаю, милая, знаю. Но ничего не могу сделать.
У леди Лейстер были любящий муж и маленький сын. Она превратила свой дом в копию двора, но потеряла возможность влиять на серьезные вопросы, такие, к примеру, как судьба ее детей. Даже друзья отвернутся от нее, задумай она какую-либо акцию! Любое ее начинание обречено на провал, королева придет в ярость, предприми она хоть какой-либо шаг.
– Все не так плохо, как ты думаешь, – сказала она. – Весьма немногие женщины выходят замуж по любви, однако если ты посмотришь вокруг, то увидишь больше счастливых жен, чем несчастных.
Пенелопа ничего не ответила. Она знала правду: мать никогда не любила отца. Может быть, она тоже плакала и противилась первому браку? Этого не спросишь. «Но они подарили нам счастливое детство, – подумала она. – Все эти годы в Чартли мы ни о чем не догадывались. Смогу ли я дать то же моим детям?»
– Рич молод, ты сможешь приручить его, – гнула свою линию Легация. – Робин ездил в его имение в Лизе и был хорошо принят. На прошлой неделе я получила от него письмо, он пишет, что Рич – хороший хозяин.
– Что может Робин знать о таких вещах?
– Пенелопа, помни и не забывай, что он унаследовал титул и теперь глава твоей семьи.
Робин также был любимым братом Пенелопы, и она хотела, чтобы он был сейчас в Лондоне, а не в своих угодьях в Уэльсе, но в то же время она не могла согласиться с его мнением – Робин был таким прямым и простодушным и всегда думал о людях лучше, чем они того заслуживали.
Пенелопа не прислушалась даже, к матери, и леди Хантингтон решительно заявила:
– Нам придется брать ее измором.
– Но, дорогая, мы же не будем морить Пенелопу голодом? – возразил лорд Хантингтон.
– Не будь остолопом, Генри. Я не собираюсь морить ее голодом. Я просто лишу ее всех предметов роскоши и развлечений, к которым она привыкла. Посмотрим, как долго она сможет выдержать без всего этого.
Пенелопе запретили покидать дом, разрешив только одну прогулку по саду в день, во время которой ее обязана была сопровождать служанка. Никаких званых вечеров, никаких походов за покупками на Лондонскую биржу. Запрещены были музыка и танцы, ей не разрешалось также надевать ее самые красивые платья. Она должна была обедать и ужинать в одиночестве. Какими же скучными и скудными были эти трапезы, состоящие из чечевицы и сушеной рыбы! У нее забрали все книги и лютню и обязали выслушивать бесконечные наставления покорных домовых священников, сурово клеймивших гордыню и непослушание и убеждавших Пенелопу, будто ее душа в опасности. Священники искренне желали ей помочь.
