Барбара Картленд - Змея Сатаны
Граф не верил ни слову, но должен был признать, что спектакль разыгран умело. Он почти с одобрением посмотрел на Цирцею Лангстоун, пока она устраивалась в кресле.
Кресло стояло по другую сторону камина, и было совершенно невозможно, даже если бы он того захотел, сесть рядом с ней.
– Что вы думаете о книге, которую я отыскала для вас? – спросила она.
– Очень любезно с вашей стороны взять на себя такой труд.
– Вовсе не труд, – ответила она. – Я увидела эту книгу в библиотеке Джорджа несколько месяцев назад и вспомнила о ней только сегодня, когда вы должны были прийти, надеясь, что она вас развлечет.
Граф присел на стул напротив; их разделял каминный коврик.
– Вещи такого рода вас интересуют? – спросил он, откладывая книгу на столик.
– Это зависит от того, с кем их читаешь! – ответила Цирцея Лангстоун.
Вот теперь-то в ее голосе прозвучала именно та нота которую он ждал.
Когда Офелия вышла из спальни мачехи, Цирцея вновь откинулась на отделанные кружевом подушки, чтобы обдумать ситуацию.
Она давно уже решила заманить графа Рочестера в свои сети, но знала, что ее планы для него не тайна и что он начеку. Как и всем подобным женщинам, Цирцее всегда хотелось того, что ей не принадлежит. Хотя с тех пор, как она вышла замуж, несчетное число мужчин ожидало ее милостей, она находила, что завоевать их чересчур легко, и постоянно высматривала поверх них кого-нибудь более достойного.
Она сумела выйти замуж за лорда Лангстоуна, потратив минимум усилий, и сочла себя неотразимой. В самом деле, немногие из тех мужчин, на кого она смотрела с особым блеском в глазах и призывом на губах, имели достаточно сил, чтобы сопротивляться. Однако она говорила себе, что большинство из них не стоят ее усилий. И хотя они ненадолго утоляли ее страсть к острым ощущениям, она сразу же начинала искать очередную добычу.
Граф Рочестер был самым недоступным, заметным и красивым мужчиной высшего света.
Его репутация только добавляла ему привлекательности в глазах Цирцеи Лангстоун. Она чувствовала особое возбуждение при мысли о том, как они могли бы подойти друг другу, если бы она возбудила в нем такое же влечение, какое сама испытывала к нему.
Немалых трудов стоило выведать о нем все, что возможно, и это оказалось не так просто. Почти все женщины, за которыми он ухаживал, рано или поздно влюблялись в него. И как ни странно, они не были расположены к разговорам о нем и о роли, какую он сыграл в их жизни. Даже те, которых он безжалостно отверг, были немногословны, поскольку не хотели признаваться, что им не удалось его удержать. К тому же Цирцея Лангстоун не была женщиной, перед которой станет исповедоваться другая женщина.
Она начала подозревать, что его дурная слава слишком раздута. Однако, судя по его внешности и по откликам, порожденным его сатирическими спичами в палате лордов, было ясно, что его репутация не была лишена основания.
Цирцея узнала, что те, кого он высмеивал со всем сарказмом – а оставалось немного министров, на которых он не обратил внимания, – во время его речей сидели с горящими лицами, и самые пылкие их сторонники в конце концов обращались в противника.
Она узнала, что, когда граф входил в зал заседаний – к счастью, это случалось нечасто, – по собранию проходил испуганный шорох, и министры, ответственные за вопросы, интересовавшие его, облизывали пересохшие губы.
Цирцея и не догадывалась, что на самом деле это был еще один отголосок времен Реставрации, когда всесильные фаворитки короля имели основания для тревоги. Их беспощадным и неподкупным врагом был возраст, и все их морщины, редеющие волосы и портящиеся зубы находили отражение в безжалостных стихах Рочестера.
Цирцею нимало не занимали публичные выступления Рейка Рочестера. Что ее интересовало – это подробности его частной жизни. Был ли он таким великолепным любовником, как о том гласила молва? Действительно ли его прозвище отражало его характер?
Когда граф вчера принял ее приглашение, ее охватило давно уже не испытанное чувство подъема. Наконец-то он схватил приманку, которую она с таким искусством, но до сих пор безуспешно разбрасывала последние шесть месяцев.
Как всегда, когда ей чего-либо хотелось, мужчину или драгоценность, Цирцея всецело сосредоточивалась на этом, не думая больше ни о чем.
Не существовало средств, которые она бы отвергла, если только они могли привести к цели. Не было методов, которые она поколебалась бы использовать. Сюда входили даже визиты в сомнительные районы города, а однажды ей пришлось укрыться в очень неприятном доме в грязном переулке.
И вот теперь, думала она, глядя на графа, оказалось, что все усилия не были напрасными.
Она наклонилась, чтобы взять книгу со столика, стоявшего между ними.
– Вот картинка, которая может вас позабавить, – сказала она.
Она перевернула страницы своими длинными пальцами, и граф опять удивился тому, что на ней нет никаких драгоценностей, кроме кольца с огромным изумрудом на левой руке.
Она смотрела на него из-под темных ресниц глазами, такими же зелеными, как изумруд на ее пальце.
– Может быть, стоит на нее взглянуть, – предложила она – Если, конечно, она вас не шокирует.
Граф знал, что она ждет, что он встанет, подойдет к ней и присядет на ручку кресла, ощутив аромат ее духов, такой же экзотический, как и туберозы.
– Мне гораздо интересней узнать что-нибудь о вас, – сказал он, не двигаясь с места. – Расскажите что-нибудь о себе. У вас определенная репутация, миледи, что, разумеется, неудивительно.
– Почему же неудивительно? – спросила Цирцея.
– Потому что красивые женщины всегда вызывают ревность своих современниц.
– Так вы считаете, что я красива?
– Даже думай я иначе, то вряд ли был столь невежлив, чтобы это высказать.
– В таком случае, я отвечу комплиментом на комплимент. Ваша репутация, милорд, еще хуже, чем моя.
– Смотря по каким меркам мы судим друг друга, – заметил граф – Репутация часто может таить в себе возможность разочарования для тех, кто верит всему, что слышит.
Цирцея Лангстоун откинулась в кресле.
– Вы возбудили мое любопытство, милорд, – сказала она, – хотя бы потому, что несмотря на то что множество людей обличает вас самым яростным образом, их обвинения редко содержат в себе конкретные детали.
– И вас это заинтересовало? – спросил граф.
– Конечно. Если бы мы подсчитали наши очки, одно за другим, то, естественно, мы должны были быть информированы немного лучше, чем атакующие нас.
Графу показалось это забавным.
Это был совсем не тот подход, к какому он привык с другими женщинами. Он прекрасно понимал, что западня расставлена и осталось сделать один короткий шаг, чтобы в нее попасть.
