Донна Валентино - Королева его сердца
– Иначе говоря, пострадаю только я один.
– Пострадаете? Странно такое слышать от вас, Тревани. За эти годы ваше сердце так очерствело, что вы даже не заметите, как оно перестанет биться.
Данте гордился непроницаемой броней, в которую он одел свое сердце. И все же в нем шевельнулось смутное волнение, словно он не решался ответить на обвинение доктора Ди.
Должно быть, на лице Данте отразилось несвойственное ему внутреннее смятение, потому что Ди смотрел на него в каком-то удивленном раздумье:
– Что ж, может быть, для вас не все еще потеряно. Как и вы, я человек чести. Мне хотелось бы предложить вам кое-что взамен. Вы окажетесь в ситуации, которая обеспечит вам все, на что вы могли бы надеяться, чтобы добиться славы.
– Королевы, королевства, которым мог бы править, и положения, при котором никому бы не мешал. – Данте воспринял его слова как издевку. И с тоской почувствовал, что самое большее, на что он мог надеяться, это брак по расчету, без любви, с какой-нибудь равнодушной особой. Он стиснул зубы, стараясь прогнать из головы горькие мысли.
– Вот именно. И вкупе с исцелением вашего сердца, которое будет достойно презрения, если гордыня ослепит вас настолько, что вы не будете знать ему истинной цены. Но если вы примете вызов, жизнь для вас повернется невиданной доселе стороной.
– Вызов, Ди? Предупреждаю вас, сила моя огромна, в чем не раз убеждались мои враги.
Ди вновь посмотрел на него с тревогой:
– Раны, от которых вы будете страдать, не будут кровоточить, но будут причинять вам более сильную боль, чем потеря жизни или, скажем, конечности. У вас никогда недостанет сил принять эти вызовы, Тре-вани.
Данте было жаль упускать возможность, которую сулила подобная сделка, хотя и не очень верилось в слова астролога:
– Предположим, что я вынесу нестерпимую боль и справлюсь с таинственными вызовами. Победа предполагает какие-то трофеи?
– Сердечные битвы вознаграждают победителя счастьем. Этот приз дорогого стоит.
Данте покачал головой:
– Нет, Ди. Счастье в любви привлекает меня меньше, чем желание слышать, как мой отец, обращаясь ко мне, называет меня «милорд». Предлагаю обмен. Я разрешаю вам попытаться сделать так, чтобы я исчез. Но если я докажу, что гожусь в супруги коронованной особе, я вернусь сюда и потребую все, принадлежащее мне по праву.
На лице Ди появилось выражение озабоченности:
– Я вовсе не уверен в возможности этого. Нельзя сбрасывать со счетов само течение времени. Там оно может пронестись быстрее, чем здесь, или наоборот – здесь быстрее, чем там. Ведь день, который пролетит в будущем, может равняться неделе, месяцу, а то и году, или…
– Ди, вы хуже старой бабки, которая никак не может найти свой кошелек.
Ди с упреком посмотрел на итальянца и прошипел ехидно:
– Тогда скорее всего для вас не будет иметь никакого значения, что Елизавета вполне может оказаться старухой к тому времени, когда вы вернетесь. Впрочем, я не взял бы на себя смелость утверждать, что, несмотря на это, вы не захотите вернуться.
– Тогда почему вы боитесь такого уговора?
– Что ж, очень хорошо. – На лице Ди мелькнуло неудовольствие. – Запомните: зеркало унесет вас отсюда. Зеркало же может принести вас и обратно.
– Зеркало. – Данте искоса глянул в него и невольно моргнул: ему почудились стремительно проносившиеся ярком небе облака, но это было невозможно, потому что через едва приоткрытые ставни проникал только узкий куч света.
– Ну а теперь приступим. Сядьте сюда, и как можно прямее! – проворчал Ди. – Не забывайте о том, что, согласно легенде, свет солнца должен упасть прямо на зеркало и лишь на короткое время, не то оно может разлететься на куски. Я поверну его так, чтобы отраженный свет пал на вашу голову.
Ди потянулся к ставням и открыл их. Затем, крепко прижав магическое зеркало к груди, он повернул его к солнцу, нашел нужный угол и стал плавно смещать волшебное стекло, пока отраженный солнечный луч словно в какой-то безумной пляске не метнулся по полу под ноги Данте. Лицо доктора исказила гримаса, он сощурился как от боли:
– Слишком ярко. Я не могу больше смотреть. Не горбитесь!
– Вам трудно открыть глаза, доктор Ди?
– Да, да! Не шевелитесь!
Данте медленно подвигался к двери, едва сдерживаясь от смеха. С него хватит! Сейчас он покинет этот сумасшедший дом, даже если его сторожит, как собака, старый слуга. Он просто оттолкнет его, несмотря ни на его дряхлость, ни на дурацкую увесистую метлу в руках.
– Нестерпимо яркий свет, доктор Ди. Вам лучше подольше не открывать глаз.
К тому времени, как астролог разомкнет веки, от него, Данте, и следа не останется. Вот это будет магическое исчезновение!
Отраженный луч снова дико метнулся и остановился на лице Данте. Озорная веселость тут же оставила его. В голове у молодого человека словно началось какое-то кипение, и он уже ничего не мог слышать, кроме этого мучительного шипящего звука и переполнявшего его глухого стука собственного сердца. Луч света вонзился ему в лоб прямо между бровями. Горячо. Нестерпимо горячо. Этот жар проникал в его дыхание и беспощадно пожирал его, а свет становился все ярче и, казалось, слепил глаза жгучей мучительной болью.
А потом все погрузилось во мрак.
Глава 2
Данте пришел в себя. Никогда еще ему не приходилось испытывать такого кошмара наяву.
Барабаны у него в голове били с такой силой, что никто не смог бы это выдержать. Должно быть, леший, слуга астролога, подкрался к нему сзади и хватил-таки по голове своим орудием. Зажмуренные глаза Данте болели и слезились от дьявольского колдовства доктора Ди. От жгучей нестерпимой боли и полной тьмы ему показалось, что он ослеп.
Слепому рыцарю едва ли удалось бы убедить Генриха Тюдора сдержать свое королевское слово.
И несмолкаемый перестук в ушах, словно подкованными копытами по каменному полу – тук-тук, тук-тук, – казалось, никогда не прекратится.
Будто насмехаясь над ним, в ушах Данте отдавался лязг ударов тысяч мечей о тысячи щитов – эхо былых сражений.
Тук-тук… Тук-тук…
Но солдаты какой армии могли бы обрушивать свои удары с такой быстротой, в таком точном ритме и с такой силой, что даже пол, на котором лежал Данте, гудел не смолкая? Рыцари не знали усталости, удары сыпались без счета, с бесконечным постоянством.
Тук-тук… Тук-тук… К невыносимому звуку добавился приглушенный рев, как будто ветер, свистящий между отвесными скалами, усиливает шум сражения. А потом все было подхвачено каким-то пронзительным металлическим скрежетом. Не иначе как захлопнулась кованая железная дверь темницы за ним, слепым, беспомощным пленником, который никак не может прийти в себя.
