Вирджиния Хенли - Без маски
— Я слышал только о ваших деяниях в Шотландии, генерал. Между прочим, созданный вами полк колдстримской гвардии заслуживает самых высоких похвал.
— В таком случае вступайте в него, Монтгомери.
Грейстил снова покачал головой:
— Я давал присягу Стюартам, и моя шпага принадлежит Карлу II.
Потянулись бесконечные зимние месяцы. И Монк, когда бы ни приезжал из Эдинбурга, обязательно приходил в камеру Грейстила, вновь и вновь повторяя свое предложение. Однако роялист по-прежнему упрямствовал. Но скудный рацион и постоянный холод были не самыми суровыми испытаниями, которые приходилось переносить Грейстилу. Куда больше мучений доставляла ему мысль о том, что его молодые солдаты испытывают в своих камерах даже горшие муки, и временами эта мысль едва не сводила его с ума.
Как-то утром стражник сообщил ему, что один из его солдат повесился в своей темнице. Грейстил долго корил себя за смерть парня; когда же Монк в очередной раз наведался в Бервик, капитан продемонстрировал готовность к частичной сдаче своих позиций.
— Генерал, предоставьте моим людям возможность выбора. Скажите им, что если они согласятся в обмен на освобождение вступить в вашу армию, то я не стану возражать против этого.
— А если согласятся, то вы возглавите их?
Но в этом вопросе Грейстил был непреклонен.
— Нет, генерал: Зачем спрашивать? Вы ведь знаете, что я предан Карлу Стюарту.
— Если я выпущу ваших людей из-за решетки, у меня исчезнет средство давления на вас, — проворчал в ответ Монк.
Двумя днями позже стражник отпер камеру Монтгомери и, надев на него ручные кандалы, доставил в кабинет генерала. Подобно старому опытному волку, Грейстил сразу почуял ловушку, поэтому решил хранить молчание, пока Монк не заговорит. А тот поднялся из-за стола, подошел к двери и выглянул в коридор, словно опасаясь, что их могут подслушать. Затем снял с пленника наручники и тихо сказал:
— Я испытывал вас на протяжении нескольких месяцев, милорд. — Грейстил по-прежнему молчал. — И вы выдержали испытание, — продолжал Монк, снова усевшись за стол. — Так вот, милорд, дело в том, что мне требуется шпион.
Грейстил и на сей раз не сказал ни слова. «По-моему, вы зря теряете со мной время! Неужели до сих пор не убедились в этом?!» — хотелось ему закричать.
— И считаю, что из вас получится отличный шпион.
Роберт Монтгомери отрицательно покачал головой, и Монк, пристально взглянув на него, проговорил:
— Если вы согласитесь, я отпущу всех ваших людей и даже помогу им перебраться через шотландскую границу в Англию.
Грейстил несколько секунд колебался, потом спросил:
— Значит, вы хотите, чтобы я стал вашим шпионом? И вы уверены, что я соглашусь?
— Видите ли, вам не придется шпионить для Кромвеля. Обо всем, что узнаете, вы будете сообщать только мне. До меня доходит множество разных слухов… О том, в частности, что люди устали жить под властью лорда-протектора. Но я также слышал, что некоторые подданные, особенно кое-кто из англичан, любят его до такой степени, что хотят возвести на престол. И это еще не все. Так вот, мне нужен человек, который держал бы руку на пульсе событий и постоянно сообщал бы мне об истинном положении дел. Думаю, я могу довериться такому благородному человеку, как вы, милорд.
Роберт внимательно посмотрел на собеседника, потом спросил:
— Уж не хотите ли вы дать мне понять, что при определенных обстоятельствах готовы употребить всю свою власть на то, чтобы способствовать реставрации монархии?
Монк с минуту хранил молчание. Наконец ответил:
— Ничего подобного я не говорил. Да и впредь говорить не стану. Как вы, наверное, уже заметили, я очень осторожный человек. Именно это качество и позволило мне добиться нынешнего высокого положения. Но мне нужны глаза и уши в Лондоне. Повторяю, я готов отпустить ваших людей. Однако взамен вы должны дать слово, что будете сообщать мне только правду.
— Значит, ты женился? — спросила Велвет, внимательно выслушав рассказ отца.
— Да, моя дорогая. К счастью, вы с ней знакомы. Вчера благородная леди Маргарет Лукас стала моей супругой и графиней Ньюкасл.
Велвет в ужасе отпрянула от отца.
— Как ты мог забыть мою мать?! Как мог заменить ее другой женщиной — да еще так скоро?! И почему ты выбрал Маргарет Лукас — этого цербера?! Я уже не говорю о том, что она вдвое моложе тебя…
— Ты, Велвет, слишком дурно о ней отзываешься. Это нехорошо, дорогая. Поверь, все мы только выиграем от этого союза. Во-первых, леди Маргарет — дама со средствами. Ну а во-вторых, она надоумила меня обратиться к нашим родственникам, оставшимся в Англии, за деньгами. Если они тайно перешлют мне хотя бы часть наших девонширских доходов, я смогу арендовать в Антверпене хорошенький домик неподалеку от короля Карла. Обещай мне, что сделаешь все, чтобы не огорчать леди Маргарет.
Велвет со вздохом кивнула. Владевшая ею печаль сменилась надеждой. У нее появилась возможность оказаться рядом с Чарлзом и хоть изредка его видеть.
Уютный дом, снятый ими в Антверпене, когда-то принадлежал знаменитому художнику Рубенсу. Дом был роскошно обставлен, за порядком в нем следили слуги, а во дворе помещались каретный сарай и конюшня, где, помимо прочих, стояли и прекрасные верховые лошади. Маргарет посвящала все свое время сочинению пьес, а иногда говорила своему новому мужу, что ему было бы неплохо обобщить свой опыт по выездке лошадей и написать на эту тему книгу.
Кроме того, графиня Ньюкасл не уставала демонстрировать критическое отношение к падчерице. Каждый день, когда Велвет спускалась из своих покоев в гостиную, леди Маргарет находила предлог, чтобы придраться к ней и высказать свое неодобрение.
— Твоя одежда не соответствует нашему положению в обществе. И уж конечно, она нисколько тебя не красит. Почему ты заказала себе тусклое серое платье — как у простолюдинки? Ведь твой отец — граф, и наша семья живет в красивом доме в центре города. И было бы неплохо, если бы ты выказывала чуть больше интереса к моим пьесам, особенно в тех случаях, когда у нас собираются образованные люди, чтобы послушать их. Но тебе на все наплевать. Тебя интересуют только лошади и верховые прогулки. Ты постоянно скачешь галопом словно умалишенная, не давая себе труда даже прибрать свои рыжие волосы, которые плещутся у тебя за спиной точно языки пламени. — Леди Маргарет язвительно улыбнулась. — Надо будет сказать отцу, чтобы он не позволял тебе слишком часто ходить на конюшню, Элизабет.
В разговорах с мачехой Велвет обычно прикусывала язычок и хранила молчание, дабы не раздражать ее и сдержать слово, данное отцу. Но угроза Маргарет лишить ее верховых прогулок переполнила чашу терпения.
