Маргарет Макфи - Сорвать маску
Притворяясь, что ей нечего скрывать.
Он указал на кресло, за спинкой которого стоял.
— Присядь, Арабелла. После того, что только что произошло между нами, нет необходимости изображать оскорбленную невинность.
Его голос звучал сурово и жестко, лицо словно было вырезано из камня — более красивое и решительное, чем когда-либо. Арабелла знала, что Доминик не изменит своего решения.
— Будь ты проклят, — прошептала она.
Шрамы от душевных ран вновь заныли, словно не зажили до конца. Появление Доминика через столько лет, когда Арабелла поверила, что никогда больше его не увидит, разожгло в ее душе страхи, суть которых она только начинала постигать.
Как только она неохотно опустилась в кресло, Доминик уселся напротив.
— Ты с самого начала знал, что это я?
— Разумеется, нет!
От злости на нее и самого себя его голос звучал более жестко и резко, чем ему бы хотелось. Не имело значения, как Арабелла когда- то обошлась с ним. Доминик ни за что не взял бы ее из мести.
— Тогда как ты догадался?
— Лучше спроси, как я не догадался сразу! — бросил он. Этот вопрос он задавал не столько ей, сколько себе. — Я, знающий каждый дюйм твоего тела, Арабелла!
И чтобы его одурачить, хватило одной дешевой маски из черных перьев! Впрочем, дело не только в этом. Бордель, публичный дом — последнее место, где он мог представить себе Арабеллу.
Мысль о том, во что эта женщина превратилась, потрясла его до глубины души. Однако осознание того, что он обошелся с ней как со шлюхой, поразило еще больше. Он много лет мечтал вновь отыскать ее, желал и боялся этого. Но ни разу, в какие бы дали ни уносило его воображение, Доминик даже представить себе не мог такой встречи. Он взъерошил волосы пальцами, отчаянно пытаясь скрыть охватившее его смятение.
Доминик взглянул на Арабеллу. Бледное лицо с бесстрастным выражением.
Время ничуть не умалило ее красоты, напротив, сделало более зрелой, соблазнительной. Из красивой девушки она превратилась в потрясающую женщину. Правда, появилась настороженность, ранее ей не свойственная. Раньше Арабелла была невинной, беззаботной, полной радости и счастья. Теперь, глядя на нее, Доминик видел хладнокровную, рассерженную, чужую женщину, которую совершенно не узнавал. А затем вспомнил приглушенный всхлип и пелену непролитых слез в ее глазах… и его гнев начал гаснуть.
— Говоришь, Марлбрук умер?
Арабелла осторожно кивнула:
— Два года назад.
— И оставил тебя без средств к существованию?
В его голосе проскользнули обвиняющие нотки.
— Нет! — Отрицание сорвалось с ее туб в отчаянной попытке защитить человека, за которого она вышла замуж. — Нет, — уже спокойнее повторила Арабелла. — Денег хватило бы на относительно безбедное существование.
Она замолчала, медля, не зная, сколько может ему рассказать.
В его сознании теснились вопросы, требовательные и злые, но Доминик предпочел промолчать, терпеливо дожидаясь объяснений.
Арабелла не спешила продолжать. На ее лице вновь появилось бесстрастное выражение. Крепко сжав губы, она отвела взгляд.
— Значит, ты здесь по своему выбору, а не по необходимости?
— Да. — Арабелла вздернула подбородок и, не дрогнув, встретилась с ним взглядом, почти бросая вызов. — Теперь ты видишь, какой женщиной я стала. Не передумал оставаться?
— Я никуда не уйду, Арабелла, — с уверенностью произнес Доминик, прямо глядя ей в глаза.
Арабелла склонила голову и снова отвела взгляд, помрачнев и разозлившись.
— А что твой отец думает о твоей нынешней профессии? — поинтересовался он. — А брат?
— Мой отец и Том умерли во время эпидемии чахотки, которая унесла жизнь Генри.
— Я сожалею о твоей утрате, — произнес Доминик. Эта новость потрясла его — он хорошо знал ее родных и был к ним привязан. — А миссис Тэттон?
— Моя мать тоже заболела, но она, к счастью, выжила.
— Она знает о том, что ты здесь, Арабелла?
По ее лицу пронеслась тень вины.
— Нет. — Но она тут же вздернула подбородок, дерзко глядя на Доминика. — И это не твоя забота.
Наступила тишина, и они расслышали ритмичное постукивание спинки кровати о стену в соседней комнате. Никто из них не обратил на этот звук ни малейшего внимания.
Он напряженно вглядывался ей в глаза. Оставался еще один вопрос, который Доминик не мог не задать, хотя уже знал ответ — можно было догадаться об этом по одному ее пребыванию в «Доме радужных наслаждений» миссис Сильвер.
— И у тебя не было мужчин после Марлбрука? Ни нового мужа, ни покровителя?
— Нет, — напряженно произнесла Арабелла, окинув его взглядом, исполненным презрения. — Но даже если бы и были, это тебя не касается.
Их глаза снова встретились. Ярость закипела, заряжая гневом воздух, а затем Арабелла поднялась с кресла и подошла к длинным черным занавескам, закрывавшим окно.
Она не могла спокойно сидеть на месте, позволив Доминику допрашивать ее. Арабелла боялась, что вопросы зайдут слишком далеко. Кроме того, у него не было никакого права задавать их. Он утратил право знать, что происходит в ее жизни, когда принял свое решение много лет назад. Пусть считает Арабеллу Тэттон шлюхой, которой сам же ее и сделал. Главное, чтобы он не узнал правды.
Арабелла бы не вынесла, если бы Доминик понял, как ей больно, или узнал правду об отчаянном положении, которое и привело ее сюда. Лучше презрение, нежели жалость. А еще лучше пусть Доминик и дальше ни о чем не догадывается.
Между занавеской и стеной виднелась тонкая полоска ночного неба, темная, почти черная. Звезд не было, уличные фонари не горели, казалось, все вокруг томится ожиданием, предчувствуя опасность. Обернувшись, Арабелла увидела, что Доминик сидит, уставившись на крохотные огоньки, пляшущие по алеющим в камине углям. На его лице застыло мрачное выражение, подходящее к этой ночи.
— Поверить не могу, что нашел тебя здесь… в проклятом борделе!
Доминик никак не мог преодолеть потрясение. Все эти годы он представлял себе, как однажды отыщет ее. Он выдумывал тысячи самых разных ситуаций, но ни одна из них и близко не походила на реальность. Арабелла — шлюха в лучшем борделе города. Мисс Нуар, черный цвет в Радуге миссис Сильвер, доступная для мужчин, готовых платить деньги. Ему стало тошно при одной мысли об этом.
— Тогда уходи отсюда, словно ничего этого не было, — тихо произнесла Арабелла, не оборачиваясь.
В тишине было слышно, как потрескивают угли в камине.
— Ты знаешь, этого я сделать не могу.
Какие бы чувства он ни испытывал, эта женщина не заслуживала жизни в подобном заведении. Доминик покосился на Арабеллу, стоящую у окна, в льнущем к телу черном платье, которое обнажало больше, чем скрывало. Обратил внимание на красиво очерченную линию спины в распущенной шнуровке и, несмотря ни на что, ощутил прилив желания.
