Барбара Картленд - Тайное венчание
Роскошные чёрные как смоль волосы принцессы скрывались под кокетливой розовой купальной шапочкой, прикрывающей уши и придающей ей забавный вид.
Внешность принцессы была совершенна — кроме разве что одной маленькой детали.
У принцессы было немало завистниц, и в первые же дни пребывания в Париже граф услышал о неприятном происшествии, случившемся с Полиной несколько лет назад.
В ту зиму Полина была едва ли не официально признана красивейшей женщиной Парижа. Всегда чувствительная к лести, она купалась в волнах своей славы и наслаждалась обожанием мужчин.
Однако мадам де Контад, дочь известного маркиза де Бувилля — того, что в грозные дни Революции Людовику XVI бежать из Парижа, — осмелилась бросить вызов королеве красоты. Мадам де Контад, жгучая брюнетка со сверкающими чёрными глазами, по внешним данным ничем не уступала Полине.
Подобно своему отцу, она ненавидела «выскочку» Наполеона, смеялась над его грандиозными военными планами и отзывалась о его сестре весьма насмешливо и едко — о чём, разумеется, светские доброхоты тут же сообщили Полине. Однажды мадам Пермон давала бал, на который пригласила как своих друзей с Фобур-Сен-Жермен, так и Бонапартов.
Бал обещал стать одним из самых блестящих событий сезона, и Полина готовилась к нему столь же старательно, как её брат — к крупному сражению. Свой стратегический план она разрабатывала вместе с лучшим парикмахером и самым модным портным Парижа.
Полина даже попросила у мадам Пермон разрешения переодеться перед балом у неё в гардеробной — чтобы никто не видел её наряда, пока она не появится перед гостями во всем своём великолепии. После долгих и мучительных раздумий Полина появилась на белой греческой тунике с короткими рукавами, широкой золотой каймой и янтарными застёжками на плечах.
Туника не скрывала изящных очертаний её тела, золотая кайма и ожерелье со сверкающим драгоценным камнем подчёркивали высокую грудь. На руках Полины блестели янтарные браслеты, высоко зачёсанные волосы были украшены золотыми гребнями, искусно имитирующими виноградные гроздья. Увидев красавицу в этом одеянии, гости мадам Пермон в один голос ахнули, и Полина с избытком получила свою порцию восторженных возгласов и изысканных комплиментов.
А мадам де Контад, глядя на неё, втайне мучилась от злобы и зависти.
Дождавшись, когда Полина в своей любимой позе устроится на софе, мадам де Контад под руку со своим кавалером прошла мимо неё, произнесла вслух какой-то фальшивый комплимент, а затем прошептала, обращаясь к спутнику, но так, что шёпот её был слышен, наверно, и на другом конце огромной залы:
— Какое несчастье! У такой прелестной женщины — и вдруг такое уродство! Будь у меня такие уши, я бы их отрезала!
Глаза всей залы обратились к ушам Полины. До сих пор их просто никто не замечал — теперь же гости воочию убедились, что уши у принцессы действительно немного странной формы, даже без намёка на приятную закруглённость.
Полина, рыдая, бросилась в будуар мадам Пермон и просидела там до окончания бала. С тех пор она старательно прятала уши под локонами или лентами.
Сейчас, нежась в ванне, с обычной обворожительной улыбкой, принцесса была так привлекательна, что перед её чарами не смог бы устоять ни один мужчина.
Однако граф смотрел на неё весьма холодно, без подобающего в таком случае восхищения.
— Аксель, мне нужен твой совет.
— Насчёт чего? — поинтересовался граф.
— Мои завистницы — ну, ты знаешь этих ужасных женщин — пустили обо мне новую сплетню!
— Как, опять? Их неиссякаемой фантазии можно завидовать, — цинично усмехнулся граф.
— Когда же они оставят меня в покое? — вздохнула Полина.
— И что на этот раз?
Граф знал, что в последнее время принцесса ведёт себя почти идеально — конечно, по её меркам. Она боится, как бы брат не выслал её обратно в Италию.
Принцесса ненавидела Италию, и в прошлом Наполеон писал ей в Рим едва ли не ежедневно, требуя, чтобы она хотя бы соблюдала внешние приличия и не оскорбляла открыто своего мужа, его родню и друзей.
Полина едва не визжала от ярости, читая, например, такие наставления Первого Консула:
«Люби своего мужа и его семью. Будь со всеми вежливой и дружелюбной. Не слушай дурных советов: ты уже вышла из того возраста, когда легко поддаться дурному влиянию. О Париже и не думай: если ты вернёшься сюда, то только с мужем.
Запомни: если Камилло потеряет терпение и оставит тебя, в этом будешь виновата только ты! Ты сама крушишь своё счастье и лишишься моей дружбы, а Франция забудет о тебе навсегда».
Только перед коронацией Наполеон смягчился и позволил принцессе вернуться в Париж.
Однако Полина с тех пор трепетала при мысли о том, что брат заставит её вернуться в Рим вместе с мужем.
Принц Камилло последовал за женой в Париж, однако теперь он все чаще заговаривал о возвращении домой.
Но Полина не желала отправляться в Италию!
Пусть едет один, если хочет — без него ей будет только веселее!
Она на коленях умоляла Наполеона спасти её от ссылки — и император, который не мог долго сердиться на сестру, придумал выход.
Он дал принцу Камилло французское гражданство, произвёл его в полковники и отправил в гренадерский полк, расквартированный в Булони.
Взамен Наполеон потребовал, чтобы принцесса вела себя в соответствии со своим новым титулом.
Он знал, что Полина, словно избалованный ребёнок, не знает удержу своим прихотям и способна на самые безумные поступки. В её сумасбродном упрямстве императору чудился отблеск той несгибаемой воли и дерзости, что дала ему самому власть над Францией.
Однако то время прошло: теперь Наполеон стал императором и желал, чтобы коронованные особы Европы смотрели на него как на равного. Этой цели и был подчинён блестящий двор империи.
Наполеон объявил принцессе, что у неё будет свой двор и своё хозяйство, но Полина не будет иметь в нём права голоса: все её «придворные» и «подчинённые» на деле должны подчиняться только императору и его гранд-маршалу.
При дворе Полины Боргезе царил светский и изящный дух благодаря тому, что её окружали люди лучших фамилий Сен-Жермена.
Казначей принцессы, месье де Клермон-Тоннер, происходил из знаменитой аристократической семьи, ныне впавшей в бедность.
Однако, к некоторому удивлению графа, месье де Клермон-Тоннер как будто не жалел об утрате былого величия; этот добродушный человек, любимый почти всеми обитателями особняка Шаро, не тяготился своим подчинённым положением.
Главный конюший принцессы, Луи де Монбрен, влюбился в свою госпожу с первого взгляда и сделал все, чтобы придать её двору ещё больше величия.
