Стефани Лоуренс - Все о любви
Внезапное осознание того, что она уставилась на приоткрытую грудь мужчины, стоя перед ним в одной ночной рубашке в столь поздний час, потрясло ее. Глэдис, конечно, была рядом, но…
Девушка судорожно оглянулась. Как будто услышав ее мысли и понимая опасения, мужчина откинулся на спину, увлекая ее за собой.
Филлида с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть.
— Осторожно, ваша голова! — прошептала она.
Его глаза хитро блеснули:
— Я буду осторожен.
Глубокий голос напоминал в этот момент мурлыканье. Он все еще продолжал удерживать ее запястье, и ей пришлось наклониться совсем низко, прямо к его груди. В другой руке она удерживала подсвечник.
Люцифер торжествующе улыбнулся.
— А сейчас можете рассказать мне, что вы делали тайно в гостиной Горация?
Это прозвучало почти как команда. Филлида вздернула подбородок. В свои двадцать четыре года она не привыкла, чтоб ее запугивали.
— Не понимаю, о чем вы.
Она вновь попыталась высвободить запястье, и вновь безуспешно.
Его голос стал жестче.
— Вы были там. Скажите мне, зачем?
Она попыталась уйти от ответа:
— Мне кажется, вы все еще бредите.
— Я вовсе не бредил до этого.
— Вы все время говорили о дьяволе. А потом, когда мы заверили вас, что вы не умрете, вы принялись звать архангела.
Его губы растянулись в улыбке.
— Моего брата зовут Габриэль, а старшего кузена Девил.
Девушка испуганно уставилась на него. Девил. Габриэль. Как же в таком случае зовут его самого?
— О! Ну, в любом случае ваши подозрения лишены оснований. Мне ничего не известно об убийстве Горация.
Еще раз встретив его взгляд, она пришла в замешательство. Это было совершенно необычное ощущение; все нервы были натянуты как струна. Теплые волны накатывались на нее одна за другой. Чувство, что она угодила в западню, все усиливалось. Мысль о том, что ее ночная рубашка почти прозрачна, она постаралась отбросить.
— Разве вас не было в комнате Горация, когда я лежал там без чувств?
Слова прозвучали мягко, но в них явственно ощущалась скрытая угроза. Филлида, плотно сжав губы, отрицательно помотала головой. Она не могла признаться ему — во всяком случае, не сейчас. Пока она не поговорит с Мэри Энн и не получит освобождения от своей клятвы.
— Но эти пальцы. — Он перехватил руку так, что его пальцы начали ласково перебирать ее.
— Разве это не они касались моего лица тогда?
Он поднял ее руку и пристально взглянул в глаза. Филлида выдержала его взгляд.
— Вот так. — Он заставил ее коснуться пальцами его щеки. Охваченная вновь вспыхнувшим чувством, Филлида не сразу заметила, что он почти выпустил ее руку, и ее пальцы продолжают ласкать лицо незнакомца.
Она тут же попыталась отдернуть руку, но он оказался проворнее и вновь поймал ее.
— Вы были там. — Его тон стал решительным, лишенным и тени сомнения.
Филлида заглянула ему в глаза. Инстинкт подсказывал — надо бежать. Она с усилием потянула руку:
— Отпустите меня.
Темная бровь приподнялась. Он размышлял — с замиранием сердца она наблюдала его колебание. Наконец, слегка улыбнувшись, он ослабил хватку.
— Хорошо — но только сейчас.
Его взгляд на мгновение задержался на ее лице. Она молила Бога, чтобы чувства — паника, переходящая в непонятное возбуждение, — остались незаметны.
Его холодные губы коснулись ее пылающей от волнения кожи. Филлида чувствовала, что теряет сознание. В тот момент, когда она уже готова была рухнуть без чувств, он повернул ее ладонь и запечатлел на ней жаркий поцелуй.
Она выдернула руку и, вскочив с кровати, глубоко вздохнула.
Удовлетворение мелькнуло в его глазах.
Подобрав свою шаль дрожащими руками, она кивнула на прощание:
— Я загляну к вам утром, — и, не рискуя оглядываться, выскочила из комнаты.
Люцифер смотрел на закрывшуюся дверь. Он позволил ей уйти. Это было совсем не то, чего ему хотелось на самом деле. Но не стоило спешить. Возможно, он и так был слишком тороплив, удерживая ее рядом с собой столь долго.
Он глубоко вздохнул и почувствовал запах теплого женского тела, который все еще хранила его постель. Ее пеньюар был плотно запахнут, но ткань позволяла видеть каждую линию тела…
И если бы в комнате не было старушки…
Люцифер попытался избавиться от навязчивых мыслей. Тактически было не разумно столь решительно демонстрировать свои намерения. К счастью, его ангел-хранитель была полна решимости заботиться о нем, несмотря на угрозу, которую она теперь ясно осознавала.
Ее последние слова прозвучали более чем решительно, как будто она убеждала скорее себя, чем его. Если это она обнаружила его раненым в доме Горация, а потом была вынуждена по каким-то причинам бросить там, беспомощного, ее решительность теперь вполне объяснима. Она чувствует свою вину. И постарается ее загладить.
Она представляется тем типом женщины, которая будет делать то, что считает правильным, несмотря на все препятствия.
Люцифер потянулся, расслабляя напряженные мышцы, затем повернулся на бок, поудобнее устраивая голову. Та все еще болела, но, странное дело, пока эта женщина находилась рядом, боль не имела для него никакого значения.
Его внимание было сосредоточено исключительно на незнакомке.
Она определенно что-то знала — он прочел это в ее широко раскрытых глазах. Правда, по выражению лица трудно было судить наверняка. Даже когда он поцеловал ей руку, лишь глаза вспыхнули в ответ. Она сохраняла самообладание до конца. Судя по всему, она привыкла держать ситуацию под контролем, привыкла быть первой и отдавать распоряжения.
Во всяком случае, она не собиралась исчезать. У него еще будет время и возможность повторить свой вопрос. Никто лучше его не знал, как заставить женщину делать то, что ты хочешь, в конце концов, именно это умение было его самым сильным местом. И после того, как он расследует все обстоятельства смерти Горация…
Люцифер погрузился в сон и сладкие сновидения.
На следующее утро в одиннадцать часов Филлида направилась в спальню, расположенную в западном крыле. Она придержала дверь, пока Суити и Глэдис вошли в комнату, неся поднос с завтраком.
— Доброе утро. — Она обратилась сразу ко всей комнате, не обращая внимания на мужчину, лежавшего в постели.
Филлида знала, что незнакомец проснулся, — она вновь чувствовала его пронзительный взгляд.
— Доброе утро, дамы. — Слова были произнесены глубоким проникновенным голосом и сопровождались изящным поклоном. Филлида с трудом удержалась, чтобы не поклониться в ответ. «Доброе утро» было обращено исключительно к ней, в то время как «дамы» и поклон предназначались всем остальным.
